Гайдебуровский старик
Шрифт:
– Пожалуй, – я пожал плечами. Я был равнодушен к гитарам. И к оборванным струнам тем более. Я не очень-то верил в мистику.
– А вот это уже из новой истории, – старик выдвинул ящик комода, которому было лет двести, не меньше. Это было видно с первого взгляда. Мне почему-то подумалось, что этим комодом вполне могла пользоваться Арина Родионовна. Как-то уж очень он был на нее похож своей уютностью. Впрочем, я не знал Арину Родионовну. Мне в отличие от Пушкина не повезло.
Старик вытащил из комода перьевую ручку цвета морской волны со стальным пером.
– И эта история пока не продается. История еще впереди.
– Он написан был другим пером.
– Увы, но вы правы. Ржешевский потерял эту ручку. И она чудесным образом попала ко мне. Ею трудно, уверяю вас, очень трудно писать. Она непослушна! Это как орудовать китайскими палочками для непосвященного. Возможно потому, что слушалась она только своего хозяина. Знаете, вещи ведь благодарно служат тем, кого любят. И непременно приносят счастье. А вот в чужих руках они либо молчат, либо могут принести беду. И нужно очень, очень постараться, чтобы вещь вновь заговорила, и вы заслужили ее доверие.
Я перевел дух, словно пробежал стометровку в сорока градусную жару. Избыток информации поднимает температуру, это я понял сегодня. А витиеватые речи с мистическим уклоном, на которые был горазд старик, нарушают ритм дыхания. Мне захотелось на улицу. Мне захотелось воздуха. Мне захотелось оказаться вне этого затхлого мира вещей. Мне захотелось, как никогда, свободы. Я уже начинал понимать ее свежий смысл. Но на свободе по-прежнему бушевала бессмысленная стихия. Хотя воздух, наверняка был свеж как никогда.
И словно из могилы вновь раздался густой бас антиквара:
– Или какое дело этим расчетливым покупателям до…к примеру, до… – он обвел взглядом свой храм из вещей, – допустим, к примеру, до этого парика.
Он поднялся на цыпочки и снял с гвоздя комплект для старости: седой парик, седые усы, седые брови.
– Какое им дело, что в этом камуфляже свою лучшую роль Старика в «Старике» Горького исполнил величайший артист Павел Гайдебуров. О, этот спектакль стал событием для всей страны! Вы только представьте, молодой человек, этот Старик – воплощение зла, ничтожности, корысти…
Антиквар сгорбился еще больше, в его болотных глазах появился хищный блеск, его губы скривились в презрительной усмешке. Он протянул дрожащие руки ко мне.
Я вздрогнул. И резко отпрянул. В комнате стало еще темнее. Но антиквар по-прежнему не включал свет.
– Этот старик испытывал истинное наслаждение от унижений других, – зловеще прошептал антиквар.
Я попятился к двери, шаря руками в поисках выключателя.
Антиквар неожиданно расхохотался.
– Бросьте! Это всего лишь игра! Но сыграть как Гайдебуров мне не под силу. Хоть я тоже старик. И не под силу
Мне не на шутку надоела эта бессмысленная игра. Этот салютующий фарс. Этот театр мистического абсурда. Черт с ней, с бурей! Черт с моими промокшими кроссовками. Черт с моей простудой, которую я наверняка подхвачу. Черт с моим начальником, который наверняка этой простуды мне не простит и вышвырнет на улицу. Вновь под бурю. И черт с Тасей, которая меня запилит окончательно. Да, эти перспективы были незаманчивыми. Но они были реальными! А мне в этом загробном мире, который соорудил старик, так не хватало реальности. Даже если она была чертовски непривлекательна. Старик меня поймет. Похоже, про черта он все знает. И я решительно двинулся к выходу.
И меня остановил голос антиквара. На сей раз, он был приторно-ласковым. Словно мне насильно запихнули в рот сладкую ириску в тот момент, когда я ожидал горькую пилюлю.
– Ну, куда же вы, молодой человек! Ай-ай-ай! Как нехорошо получается. Грош цена мне как хозяину. И чаем не потчивал, и тульским пряником не угостил. А на улице-то, улице, сыро и зябко. И одна вода. Под ногами вода, с неба вода, в лицо вода. А у меня-то, тепло, уютно. И много чего интересного узнать можно. Вот хотя бы про того же гайдебуровского старика. Где вы еще про него узнаете? И разве у вас выпадет в жизни шанс перевоплотиться в него? Нет, не выпадет, уж мне-то поверьте. А шансы нельзя упускать, молодой человек. Шансы не повторяемы. Ну, же, не бойтесь, подойдите поближе. Ну же…
Я, как околдованный, медленно приблизился к старику. Я отчетливо понимал, что его слова гипнотически воздействуют на мое сознание, на мою волю. Но почему-то не мог сопротивляться.
Старик опустил руку на мое плечо. И я машинально бухнулся на стул.
– Примерьте, примерьте, не смущайтесь. Вы почувствуете, вы должны почувствовать силу великого артиста, его мощь, его умение проживать десятки чужих жизней. И при этом оставаться собой.
Я не успел опомниться, как старик ловко натянул на мои стриженые волосы парик, приклеил усы и брови. И подвел меня к зеркалу.
– Вот, взгляните! – он торжественно взмахнул рукой. Словно был на сцене.
Я вздрогнул.
В зеркале отображался антиквар. Нет, все было гораздо невероятней и пугающе. В зеркале отображались похожих, как две капли воды, два человека. Два антиквара. Одного роста, одного телосложения, с абсолютно одинаковым лицом. Единственное отличие – я не сутулился. Но это такая мелочь. И я невольно сгорбил плечи. Вот и все. И как просто. Чтобы навсегда утратить свою индивидуальность. Как легко. Превратиться в другого человека. Которого встретил лишь час назад, совершенно случайно. И сколько таких потенциальных двойников ходит по улицам, не подозревая о своей похожести, о своей одинаковости. Интересно, насколько похожи их судьбы? И интересно, этот актер, Гайдебуров, кажется? Какая сложная фамилия. Выговорить невозможно. Интересно, был ли он тоже похож на нас в этом гриме? Или все же ему удалось сохранить собственную неповторимость? В отличие от меня.