Гайдзин

Клавелл Джеймс

— Обед назначен на час, дорогая, сейчас же лишь самое начало первого, — сказал он и, как ему ни хотелось, чтобы она осталась, добавил: — Ты не дашь нам ещё несколько минут?

— Разумеется. — Она грациозно, словно танцуя, скользнула к нему через кабинет, поцеловала его и прошла к себе в соседние покои. Тонкий аромат её духов остался в качестве восхитительного напоминания.

Его пальцы дрожали, когда он сломал последнюю печать. Внутри оказались три письма. Два от его матери: одно для него, второе для Джейми. Третье письмо было от Гордона Чена, их компрадора и его дяди.

— Держи, — сказал он, протягивая Джейми его письмо, сердце бешено колотилось у него в груди, и он от всей души жалел, что Шилинг

привез их. Его два письма жгли ему пальцы.

— Я оставлю тебя пока, — ответил Джейми.

— Нет. Скверным новостям нужна компания. — Малкольм поднял глаза. — Открой своё. — Джейми подчинился и быстро прочел его. Его лицо покраснело. — Что-нибудь личное, Джейми?

— Здесь сказано: «Дорогой Джейми — она впервые за последние годы воспользовалась этой старой формулой в письме ко мне, — вы можете показать это моему сыну, если пожелаете. Я посылаю Альберта Мак-Струана из нашей конторы в Шанхае сразу же, как только смогу это устроить. Вы должны сделать его своим заместителем и научить всему, чему можете, относительно всех наших операций в Японии, с тем чтобы, если только не произойдут две вещи, он мог безболезненно для компании принять у вас дела, когда вы покинете торговый дом Струанов. Первая из этих вещей заключается в том, что мой сын будет в Гонконге до Рождества. Вторая — вы будете сопровождать его». — Джейми беспомощно посмотрел на него. — Это все. Только подпись.

— Это не все, — произнес Малкольм, его собственное лицо горело. — Как только Альберт прибудет, он может с тем же успехом проваливать отсюда.

— Не будет беды, если он побудет здесь несколько дней, посмотрит, что и как. Он хороший парень.

— Мать... я никогда не думал, что она может быть такой жестокой: если я не подчинюсь и не бухнусь ей в ноги, ты будешь уволен. А? — Взгляд Малкольма скользнул к бюро. Последние несколько недель он предпринимал огромные усилия, чтобы ограничить прием лекарства одним разом в день. Несколько раз это у него не получилось.

Он посмотрел на письма, вскрывать их не хотелось. Это грязный трюк с её стороны — использовать Джейми, чтобы сильнее надавить на меня. Это гнусно.

— Она имеет определенные права, — заметил Джейми.

— Тайпэн я, а не она. В завещании отца все четко сказано. — Голос Малкольма звучал тускло, мысли разбредались.

— Ты тайпэн. — Это было сказано с теплотой, хотя Джейми и знал, что это неправда.

Джейми подождал. Затем произнес:

— Крикни мне, если понадоблюсь. Я пойду займусь остальной почтой. — Он вышел.

Малкольм не слышал, как дверь закрылась за ним. В конце письма его матери стоял постскриптум «Я люблю тебя», значит, никакого секретного послания в нем не было:

Мой дорогой, любимый, но заблудший сын, я намеревалась приехать с «Танцующим Облаком», но в последний момент решила остаться, потому что Дункану стало хуже, у него опять круп. Возможно, то, что я хочу сказать, даже лучше изложить на бумаге, тогда не возникнет никаких неясностей.

Я получила твои сумасбродные письма о том, что ты будешь, а чего не будешь делать, о твоей «помолвке», Джейми Макфее, мисс Ришо и так далее — и о пяти тысячах ружей. Я немедленно написала и отменила этот непомерный заказ.

Пришло время для открытых решений. Поскольку тебя здесь нет и ты не собираешься делать то, о чем я прошу, я приму их сама. Для твоей конфиденциальной информации: я имею такое право.

Когда твой отец умирал, бедный человек, времени ждать твоего возвращения не было, поэтому, чуть ли не с последним дыханием, он de facto сделал меня тайпэном в соответствии со всеми условиями, оговоренными в Завещании Дирка Струана — некоторые

из них ужасны, — в соблюдении каждого из которых необходимо поклясться перед Богом до того, как ты узнаешь о них, и которые должны передаваться только от тайпэна к тайпэну. В то время мы ждали, что ты немедленно вернешься и я сразу же передам тебе власть. Один из законов Дирка гласит: «Долг тайпэна состоит в том, чтобы клятвенно подтвердить свою веру в пригодность своего преемника». В данный момент я не могу этого сделать в отношении тебя. Все это, вместе с тем, что последует ниже, опять же предназначено только для твоих глаз — придание этого огласке повредит дому Струанов, поэтому сожги письмо сразу же, как прочтешь его.

С сегодняшней почтой в Шотландию я предложила пост тайпэна твоему двоюродному брату Локлину Струану, сыну дяди Робба, оговорив при этом четыре условия: первое, что он немедленно прибудет в Гонконг и будет готовиться здесь три месяца — как тебе хорошо известно, он прекрасно знаком с операциями нашего дома, лучше, чем ты, если говорить о Великобритании, хотя в целом ты гораздо больше подходишь на этот пост и лучше подготовлен; второе, он соглашается держать все это в секрете; третье, в конце испытательного срока, как перед Богом, я сделаю окончательный выбор между им и тобой, мое решение, разумеется, будет обязательным; четвертое, что, если ты одумаешься, он соглашается, что я должна выбрать тебя, но он станет следующим тайпэном, если у тебя не будет сыновей, Дункан будет наследовать ему.

Одуматься для тебя, мой сын, означает без промедления вернуться в Гонконг, в самом крайнем случае не позже Рождества, одному, не считая Джейми Макфея (и доктора Хоуга, если ты пожелаешь иметь его рядом), для обсуждения твоих планов на будущее, исполнения неотложных обязанностей и подготовки к той должности, на которую тебя прочили с самого твоего рождения. Если ты покажешь себя удовлетворительно, я сделаю тебя тайпэном в тот день, когда тебе исполнится двадцать один, 21 мая.

Я показала это письмо Гордону Чену и попросила его дать комментарии там, где это необходимо — наш компрадор должен, ДОЛЖЕН, по закону Дирка, участвовать в передаче власти. Твоя преданная мать.

P. S. Я люблю тебя и добавочный P. P. S.: Благодарю тебя за новости из парламента о ещё одной из их обычных глупостей (полученные странным образом через посредство нашего архиврага Грейфорта. Берегись его, он замышляет недоброе, но, с другой стороны, ты знаешь это лучше меня). Да, до нас тоже дошли слухи, хотя губернатор отрицает, что ему что-либо известно об этом. Я уже написала нашим парламентариям об этих слухах и предложила положить конец подобной ерунде, если они окажутся правдой, а также в Бенгалию, чтобы предупредить их. После получения твоего письма я написала им ещё раз. Тебе действительно пора возвращаться домой и приступать к исполнению своего долга и решению наших постоянно растущих проблем.

— Долга! — вскричал Малкольм, упершись взглядом в стену, скомкал письмо и со всех сил запустил им в неё, резкое движение причинило ему боль. Он поднялся на ноги, ринулся к бюро. Маленькая бутылочка содержала его вечернюю дозу. Он одним глотком осушил её , с громким стуком поставил на дубовую крышку, выругался, доковылял до кресла и почти упал в него.

— Она не может! Не имеет права! Эта... эта сука не может так поступить! «Вернуться одному» означает только то, что я должен вернуться без Эйнджел, чтобы «обсудить»... я не собираюсь этого делать и не позволю ей вмешиваться... — Он продолжал наполовину мысленно, наполовину вслух сыпать проклятиями, пока опиат не вошёл в его кровь и не наступило мертвящее успокоение.