Гайдзин

Клавелл Джеймс

— Да, он староста деревни.

— Хорошо. Хозяин так и сказал, что ты его должен знать.

— Кто твой хозяин? Корнишмен ухмыльнулся.

— Сам Господин Главный Навозник. Имена те ни к чему. Времени не теряй. Мы договорились, да или нет?

Помолчав секунду, Джейми спросил:

— Где лежит пласт?

— То, что я нашел, оно мое, приятель, не твое. — Маленький человечек неприятно рассмеялся. — Он тут рядом, но на вражеской земле. Слушай, первый пласт я уже вскрыл, там уж целая гора угля и тыща энтих желтых содомитов, штоб рыть да таскать, хватит на двадцать флотов на двадцать лет, клянусь Богом.

— Почему

я? Почему ты просишь меня иметь дело с тобой?

— Потомушта Норберт помер, чёрт подери, а ты теперь тут самая большая шишка, когда тайпэн тоже помер. Йокопоко, выходит, прям-таки опасное место, а? — Корнишмен протянул свой бокал. — Мне бы ещё плеснуть, уж будьте так любезны, мистер всемогущий «Струан и Компания».

Снова Джейми налил ему и опять сел. Корнишмен заметил, что рома в бокале было вполовину меньше, чем в первый раз, и фыркнул.

— Это ещё что?

— Мы заплатим пятую часть гонконгской цены, за вычетом таможенных сборов, при доставке сюда, первая поставка через тридцать дней. Никакой сторонней сделки.

Глазки человечка заметались по комнате, как крысиные.

— За таможню уж ты сам плати, приятель. Мои сторонние денежки остаются. Ты послушай: послезавтра подгоняй угольную баржу к Эдо, место я укажу. Послезавтра. Мы её нагрузим, ты плотишь пятую часть, когда будет доверху, и тащишь её сюда, в Иоко, потом плотишь остальное ентому стручку, который в бумаге пропечатан. Шесть пенсов с тонны на мое имя, Джонни Корнишмен. Куда уж чесней-то, а? Уголь твой ещё до расплаты и вполцены против Гонконга.

— Пятая часть гонконгской цены за все. Острая мордочка гостя злобно скривилась.

— Покупая вполцены против Гонконга, ты загребаешь большую прибыль, чёрт подери, уголь-то здесь, а не на ентом етитном Гонконге. Ты ж 'кономишь и за провоз, и за устраховку, и ещё Бог знает за что — мы же не грабители там какие, тут у нас риспиктабельная торговля!

Джейми рассмеялся.

— Вот что я тебе скажу: за первую баржу я заплачу треть гонконгской цены. Если качество оказывается таким, как ты говоришь, и ты гарантируешь поставку одной баржи в неделю или сколько ты там сможешь, я в течение года подниму цену до половины гонконгской минус пятнадцать процентов. Три пенса за тонну сбоку для тебя. А как быть с твоим партнером, как бишь его звать, Чарли Янк?

— Шесть пенсов или ничего. — Опять глаза заметались по комнате и остановились на нем, поблескивая. — Он помер, как и твой тайпэн, только смерть у него была не такая, как у этого счастливчика.

— Ты лучше выбирай выражения, когда говоришь о нашем тайпэне.

— Поди ты к черту, приятель. Я ж со всем уважением. Кому из нас не захочется встретить Костлявую, когда у него на торчке красотка прыгает. — Он допил ром и поднялся. — Через два дня, в самый полдень. Баржу надобно поставить здесь. — Он развернул маленькую, от руки нарисованную карту. Жирный крест стоял на побережье, в нескольких милях севернее Канагавы, южнее самого Эдо. — Ты подгоняешь грузовые баркасы, мы даем рабочие руки.

— Через два дня не получится, это воскресенье. Давай в понедельник.

— Ясное дело, Божий день есть Божий день. Через три дня. Джейми разглядывал карту. Беззащитная угольная баржа со

вспомогательными баркасами и командой могла бы оказаться соблазнительным призом.

— Поскольку баржа будет из тех, что принадлежат военному флоту, и уголь предназначается для него

же, я так полагаю, они пошлют с ней фрегат, который встанет у берега.

— По мне, пусть хоть весь свой етитный флот посылают. — Корнишмен старался выглядеть достойно. — Я напал на золотую жилу, и мы люди порядочные, клянусь Богом, очень порядочные.

— Я рад это слышать.

— Стало быть, шесть пенсов или ничего!

— Четыре пенса. Корнишмен сплюнул.

— Шесть, клянусь Богом. Я знаю, чего уголь стоит, и чего он стоит етитному флоту, и чего ты можешь на ем заработать. Может, я прямо с ними столкуюсь.

— Можешь попробовать, — рискнул Джейми. — Слушай, вот что: четыре пенса за первые десять барж, остальные по шесть.

Маленький человечек в ярости уставился на него.

— Теперича я знаю, почему вы «Благородный», чёрт меня раздери, «Дом». — Он протянул руку, грубую, в мозолях. — Твое слово струановского жельтмена. — Они скрепили сделку рукопожатием. Потом он спросил: — Ах да, у тя есть ртути хоть сколько?

Интерес Джейми опять подскочил до высшей отметки. Ртуть использовалась при добыче золота.

— Да. Сколько тебе нужно?

— Немного для начала. Запишешь за мной?

— Хорошо. Ты остановился в «Иокогама Армз»?

— Это, етитный дух, вряд ли: мне в Пьяном Городе делать нечего, — ответил Корнишмен, презрительно скривив губы. — Я возвращаюсь прямехонько назад, а ты должен держать про уголь все в секрете, сделку в секрете, нет имен — так и по полной выкладке гонять некого. Я не хочу, чтобы какие-то чертовы держиморды зацапали мой участок. — Он направился к двери.

— Погоди! Куда ты идешь? Как мне связаться с тобой?

— Я возвращаюсь на свой участок. — Он снова обнажил десны в злой ухмылке. — Мои самураи и мой паланкин стоят за Северными воротами, я сюда проник вроде как тайно. В другой раз, как я приду, я приду как жельтмен, никакого там етитного Пьяного Города. А те со мной связываться незачем, отправляйся к ентой обезьяне. Я теперича риспиктабельный торговец, и ты про это не забывай. Ртуть пришлешь с баржой. — Он вышел.

Джейми долгое время смотрел на стены, просеивая в уме услышанное. Надежный источник угля был бы как нельзя более кстати, но он неизбежно иссякнет, когда флот разгромит Эдо. И почему ртуть? Неужели этот мерзкий плут действительно напал на золото? И кто его настоящий хозяин? Если уж на то пошло, то кто теперь мой?

До конца этого месяца — Тесс. Насколько я обязан хранить ей верность? На все сто. До конца месяца.

Дождь стучал в окно. Он встал с кресла и критическим взглядом окинул залив. Цвет моря стал ещё более грязно-серым, небо опускалось все ниже. Нет сомнений, что шторм будет опасным для катера, но не для корабля. А, вот и он!

Их катер находился примерно в паре сотен ярдов от их причала, осторожно пробираясь меж волн, на палубе вода, но не слишком много, брызги из-под форштевня были обильными; флаг Струанов приспущен — как и флаг над их зданием со дня смерти тайпэна. Его бинокль был наведен на окна каюты. Теперь он отчетливо мог видеть в ней Хоуга и Паллидара; покрытый флагом гроб был надежно пристегнут к одной из скамей, как он приказал. По нему пробежала судорога, когда он увидел переплетенных Льва и Дракона, обернутых вокруг гроба Малкольма. Потом он вспомнил, что в этом гробу покоился не его друг, а какой-то безымянный туземец, по крайней мере он надеялся на это.