GAYs. Они изменили мир
Шрифт:
Микеланджело делает быстрые и впечатляющие успехи, и очень скоро на него обращает внимание сам Лоренцо Великолепный: увидев, как юный ученик школы изваял голову фавна, и поразившись мастерству, он все-таки сделал Микеланджело замечание, что тот изобразил у фавна все зубы, в то время как у стариков они выпадают. На следующий день фавн уже был без зуба, причем создавалась полная иллюзия того, что он действительно выпал. Лоренцо вызвал к себе отца Микеланджело – и дело было решено: юноша отправлялся жить и учиться во дворец Медичи, причем Лоренцо обещал обращаться с ним, как с собственными сыновьями. Единственное, что испортило Микеланджело столь блистательный взлет в пятнадцатилетнем возрасте, – это сломанный нос: один из соучеников, позавидовав успеху юного гения, ввязался с ним в драку и навсегда изуродовал внешность Микеланджело, добавив застенчивости, которой
Но и со сломанным носом жизнь при дворе Медичи была прекрасна. Первого человека Флоренции окружали самые просвещенные и талантливые люди ренессансной Италии: живописцы, поэты, музыканты, философы. Общаясь с ними, Микеланджело близко познакомился с античной культурой, философией Платона. Поэт Полициано рассказывает ему историю о борьбе кентавров и латифов – и юноша загорается идеей запечатлеть эту борьбу в мраморе. В итоге великолепная «Борьба кентавров» стала первой его дошедшей до нас работой, в ней уже чувствуются ранние проявления сурового и мятежного гения.
К сожалению, прекрасная жизнь у Лоренцо Великолепного продолжалась недолго: в 1492 году Лоренцо умер, и Микеланджело, покинув дворец Медичи, вернулся к отцу. Какое-то время он усиленно занимается изучением анатомии – в практическом плане: с разрешения монахов в одном из монастырей вскрывает трупы в морге. Вскоре во Флоренции, полностью попавшей под влияние сурового проповедника и провозвестника Апокалипсиса Савонаролы, начинаются беспорядки, и Микеланджело уезжает из города – сначала в Венецию, которая его не впечатлила, а затем в Болонью, где на какое-то время остался, внимательно изучая творческое наследие скульптора Якопо делла Кверча. В 1496 году он возвращается во Флоренцию, охваченную благодаря проповедям Савонаролы религиозным пылом, – на кострах в то время жгли бесценные творения античности – и, словно вопреки воцарившимся порядкам, обращается к греческому язычеству, создав статую Купидона. Лоренцо Пополани, правивший Флоренцией, предложил ему «состарить» скульптуру и продать ее в Риме, выдав за античный оригинал. В итоге до купившего «Купидона» кардинала Сан Джорджо дошли слухи о том, что он приобрел подделку, и кардинал, под впечатлением от таланта юного скульптора, пригласил его в Рим, где Микеланджело оказался в июле 1496 года.
Первый его римский период продолжался пять лет, и за это время он успел создать скульптуру Вакха и трагическую «Пьету» – фигуру Девы Марии, оплакивающей распростертое у нее на коленях тело Христа. Исследователи предполагают, что это произведение было навеяно известием о сожжении на костре Савонаролы: Микеланджело хоть и не разделял фанатизма гневного проповедника, но, будучи сам глубоко религиозным человеком, уважал взгляды Савонаролы и его могучий дух. На скульптуре «Пьеты» Микеланджело впервые оставил свою подпись – и не скромно в уголке, а прямо на груди Богоматери, словно доказывая тем самым, что уже состоялся как самостоятельный мастер.
После завершения работы над «Пьетой» Микеланджело возвращается во Флоренцию, где его ждет новый крупный заказ. Сначала флорентийцы хотели отдать его Леонардо да Винчи, но потом передумали: все-таки Микеланджело был земляк, к тому же лучше зарекомендовал себя именно как скульптор. Заказ заключался в том, чтобы изваять Титана из давно лежавшего без дела мраморного блока, над которым уже начинал было работать когда-то скульптор Агостино ди Дуччо, да так ничего и не сделал. Блок был высоким и узким, к тому же первые штрихи работы ди Дуччо ограничивали возможности скульптора, но Микеланджело любил трудные, практически невыполнимые задания. Он с энтузиазмом принялся в 1502 году за работу. В результате через два года изумленная Флоренция увидела шедевр – пятиметрового Давида. «Давид с пращой, а я с луком», – говорится в одном из первых сохранившихся стихотворений Микеланджело. Скорее всего, под «луком» Микеланджело подразумевал молот скульптора, который действительно был в форме лука. Строка эта говорит о том, что он отождествлял себя с библейским героем, что Давид, можно сказать, его духовный автопортрет, изображающий человека спокойного и уверенного, рассчитывающего только на себя и свои силы в предстоящей
Следующим заказом от восхищенных флорентийцев стала роспись одной из стен Муниципального совета – остальные стены начал расписывать Леонардо да Винчи; таким образом, два гения вступили в творческое соперничество. К сожалению, работы обоих не были закончены – и даже картоны с эскизами росписи сохранились только в копиях. Любопытно, что Микеланджело, получив задание выбрать любой батальный эпизод из истории Флоренции, остановился на том, который дал ему возможность изобразить множество обнаженных мужских тел: во время сражения при Кашине на войско флорентийцев, которое купалось в реке, напали пизанцы. Микеланджело изобразил как раз момент выхода воинов из воды и спешного одевания – картина полна динамики и впечатляет тем, как натуралистично выписана обнаженная натура.
В разгаре работы над «Битвой при Кашине» Микеланджело снова вызывают в Рим, где воцарился новый папа – Юлий II. Отношения Микеланджело и Юлия II вполне можно назвать схваткой титанов, но в то же время и грандиозным их сотрудничеством, в результате которого родился один из самых потрясающих шедевров в истории. Начало их знакомства было бурным. Юлий заказал скульптору проект неслыханных масштабов – гигантскую трехъярусную гробницу лично для себя – чтобы увековечить свое имя. Микеланджело тут же, сделав проект гробницы, отправился в Каррару, где в течение восьми месяцев руководил добычей мраморных глыб, полностью захваченный грандиозными планами по созданию нового шедевра. Однако по возвращении в Рим он узнал, что папа охладел к проекту. Юлий стал избегать встреч со скульптором, уклоняясь от выплаты значительных сумм рабочим, которые добывали мрамор, и морякам, которые его транспортировали. Пять раз пытался Микеланджело добиться аудиенции у ветреного старика – и, в конце концов, услышав, что его приказано к папе не пускать, оскорбился, разгневался и уехал из Рима во Флоренцию.
Папа тут же начал забрасывать его посланиями с угрозами и требованиями вернуться. Микеланджело неизменно отвечал отказом, ожидая от Юлия II извинений. Столкнулись две гордыни: один был слишком горд, чтобы извиняться, другой – чтобы подчиняться приказам, пусть даже папы, не получив извинений. Противостояние продолжалось несколько месяцев и вышло на государственный уровень: папа стал требовать от Флоренции выдать ему мятежного скульптора, угрожая в противном случае карательными санкциями.
Микеланджело в сложившейся ситуации даже задумался было над тем, чтобы уехать в Стамбул, куда его приглашал султан на строительство моста. Но в конце концов поддался уговорам правителя Флоренции и согласился на примирение с папой, которое состоялось в Болонье, куда Юлий отправился военным походом. Болонья была усмирена, и в качестве символа этого усмирения папа решил водрузить свою бронзовую статую на портал церкви Святого Петронио. Пришлось Микеланджело приниматься за бронзу, с которой он никогда раньше не имел дела. Из Флоренции был выписан лучший специалист по отливанию пушек, но даже с его помощью статую получилось отлить только со второй попытки. Судьба ее оказалась весьма незавидной: вскоре после торжественного размещения статуи на портале церкви Болонья вновь взбунтовалась, мятежники скинули статую и полностью уничтожили, отлив из ее бронзы пушку.
Но Микеланджело к этому времени уже был занят новым проектом по заданию папы – значительно более грандиозным. Согласился он на него крайне неохотно, неоднократно заявляя, что он скульптор, а не живописец. Однако Юлий II был неумолим. Работу над гробницей он приказал отложить на неопределенный срок, а тем временем заняться росписью плафона Сикстинской капеллы.
Микеланджело, по своему обыкновению, несмотря на изначальное сопротивление, оказался полностью увлеченным новым заданием – его опять пленили масштабность и кажущаяся невыполнимость проекта.