Газета День Литературы # 55 (2001 4)
Шрифт:
— Ой, не верю что-то, — говорит девка. — Да неужто ты, твое величество, холостой до таких пор? Дай пачпорт посмотреть… Штампу желаю глядеть!
— Дак нету у меня пачпорта! — Петр говорит. — Не завели мы, Марта, пока пачпортов…
— Ну на нет и суда нет, — отвечает подозрительная девица. — Только без пачпорта у меня не будет веры, что холостой ты!
Вот тогда и пришлось Петру паспорта заводить.
Первый паспорт он самому себе выдал.
— Гляди! — говорит. — Любуйся, матка, на холостого царя.
Марта — ее уже в Екатерины перекрестили! — согласилась тогда ухаживания петровские принять. Вот так вместе с первым паспортом у нас и первая императрица появилась…
КАЗНИ ПЕТРОВСКИЕ
Петр Первый не был жестоким царем.
Наоборот, очень у него отходчивое сердце было…
Однажды он повесил своего сподвижника, а наутро уже и раскаялся.
Пошел извиняться перед повешенным.
— Эх! — сказал он. — Знаю я, что тоже погрешаю и часто бываю вспыльчивым и торопливым. Но я ведь не сержусь, если меня удержат в такую минуту… Пошто вот ты, например… — взгляд Петра остановился на сыне повешенного сановника. — Отчего, я тебя вопрошаю, не удержал меня?!
Молодой человек потупился от страха, оробел совсем, и Петр Первый окончательно разгневался.
— Повесьте его рядом с отцом! — сказал он. — Чего он меня в грех ввел? Он по сути и есть тиран, а не я!
Приближенные Петра немедленно исполнили повеление — повесили молодого человека.
Одним тираном на Руси меньше стало…
— Бедное животное есть человек… — горестно сказал тогда Петр, но больше в тот день никого не вешал.
ВИННЫЕ БАБЫ
Не только народ, но и сам Петр Первый от своих указов страдал.
Как выпьет, бывало, сразу с приближенными к бабам едет.
А наутро первым делом солдат зовет, чтоб баб этих на мануфактуру в вечную работу сдали.
А как же иначе? И жалко ему баб бывает, а против своего указа пойти не может. По указу-то положено винных баб на мануфактуры сдавать.
И будущая императрица Екатерина Алексеевна тоже под страхом этого указа долго жила — все ждала, что и ее на мануфактуры сдадут.
Такая вот при Петре Первом и у императриц жизнь была.
ХОРОШАЯ ВЕЩЬ
Напившись, Петр иногда Шафирову, другу своему закадычному, плакаться
— Что за жизнь такая моя, ахти, бедная! — рыдал, бывало. — Бабу и ту из любовниц дали, когда ею все — и Шереметев этот, и Алексашка Меншиков — попользовались уже! Девков-то и не было у меня никого. Одна Дуська-царица, да и та в монахини ушла. Ох, бедной я, бедной…
— А зачем тебе, государь, девки? — утешал его Шафиров. — Много ли пользы от девков будет? Сифилису-таки и того не завести. Так бы и жил без европейского политесу…
— Это верно… — вынужден был согласиться Петр, — А что, канцлер? Думаешь стоящая вещь — сифилис этот?
— Это, Петр Алексеевич, большого образования знак. С сифилисом-таки человек быстро умнеть начинает.
— Это верно… — и тут соглашался Петр. — Я и сам чувствую, что прибывает ума…
СИРОТА
Не только Петр чувствовал себя несчастным, его сподвижники тоже любили при случае поплакаться.
Вот и фельдмаршал Шереметев, когда ему на восьмой десяток перевалило, вспомнил вдруг, что он круглая сирота, один как перст, без отца, без матери на белом свете…
Петр очень жалел своего фельдмаршала и тоже зачастую вместе с ним плакал от огорчения.
А чтобы утешить сироту, то орденом его наградит, то новое поместье пожалует…
И вот за это светлейший князь Меншиков фельдмаршала очень не любил.
— Не, ня надо, ня надо этого старого хрена в кумпанию звать… — обычно говорил он.
— Отчего же, светлейший?! — недоумевали приближенные князя.
— Ня надо! — отвечал Меншиков. — Не люблю сирот. Жадные они…
ПРЯНИКИ
Но Меншикова понять можно.
До того он при Петре обеднел, что иногда, как в молодости, пряниками приторговывать ходил.
Наберет в лоток калачей разных, пряников, и с лотком и выходит прямо в свою приемную, где бояре да купцы с утра толпятся.
— Покупайте! — кричит. — Налетайте, гостюшки дорогие. Что пряник, что калач тыщу рублей и стоит всего…
И быстро у него все с лотка расхватывали.
А и то сказать, с раннего утра в приемной сидят, так проголодавшись ведь…
ПРИБЫЛЬЩИК
Петр Первый очень заграничную жизнь любил, и из-за этого ему все время денег не хватало.
А порою совсем в разорение приходил…