Газета День Литературы # 74 (2002 10)
Шрифт:
Поэма "Субботний вечер селянина" написана спенсеровой строфой, что для английской поэзии столь же священно, как и онегинская строфа Пушкина для русской поэзии. Обращена она к Роберту Эйкену (1739 — 1807), адвокату из Эйра, первому поэтическому наставнику Бернса. Кстати, "Данди", "Мученики" и "Элгин" — мелодии, использовавшиеся для пения псалмов.
Хочется обратить внимание и на "бернсову строфу", шестистишие, называемое подчас "стандартным Габби", восходящее вообще-то к старофранцузским песням. Та же "Шотландская попойка" написана этим прихотливым размером. Замечу, что без англо-шотландского словаря
Роберт Бёрнс “ШОТЛАНДИЯ, ТЫ - РОДИНА МОЯ!”
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Когда куражится Борей,
Сорвать стараясь поскорей
Листву последнюю с ветвей,
Мир наг и сир;
Когда луна глядит тусклей
На смерти пир.
Бьет вьюга хижинам в бока,
Несчастный пахарь спит пока,
И вьется снежного венка
Круговорот;
Насильно так вольют пивка
Бродяжке в рот.
И дверь, и окна дребезжат,
Как будто черти грабят склад,
А люди, что скоты, храпят,
Не смыв вины;
Сугробы гробово хранят
Следы войны.
Малютка-птица, Божья тварь!
Меня ты восхищала встарь,
Зачем ты с песнею — в январь?
Никто не спас.
Застыл крыла живой янтарь,
Закрыт твой глаз.
Убиты прежние мечты,
Кумиры сбиты с высоты,
Насесты и хлева пусты,
Ограблен дом;
И буря, не боясь тщеты,
Бьет кулаком.
Сегодня свергнута луна,
Мольба во мраке не слышна,
И думы мрачные сполна
Сожмут виски,
Когда холодная война
Жжет воровски:
"Что ж, дуйте, ветры, аж до
Морозь, прихватывай, мороз!
Валитесь, тяжкие снега,
Коль ярость вам не дорога!
А также мстительное, злое,
Безжалостное и плохое,
Чем награждает человек,
определяющий врага!
Поймите угнетенья хватку,
Как честолюбия рука,
Подобно гончим, сохранит повадку;
Убийство, горе — на земле века!
В долине мирной сельский вечер
Ведет печальнейшие речи,
Как роскошью взращен и лестью
Преуспевает негодяй.
Ему прислуживать лишь знай,
Фамильной поступаясь честью;
Взгляни глазами батрака,
Чей труд поддерживает барство,
Ведь он — лишь тварь, его бока
Годны лишь для кнута, пока
Так отвратительно жирует государство.
Где, где гнездится нежная любовь
С врожденной честью, сладостная боль,
Чьей силой можешь ты гордиться сам?
Быть может, благороднейшее имя
Присвоено инстинктами дурными
И суждено молиться небесам?
Добычей девичью невинность обозначь
И жертвой любострастнейших ловушек;
Хлыщей отвага отвергает плач,
У каждого в душе живет палач,
Он видит в женщинах
забавнейших игрушек!
Пусть в час страдания в разбитое гнездо
Любовь напрасно падает звездой,
И с материнскою тревогой
баюкает, мечтая дать покой!
О, ты, кто погружен в свою кровать,
Бесчувственный, живущий сам в себе,
Я думаю нередко о тебе,
Нельзя друзей и счастье отрицать!
Больной мечтает приступ одолеть,
Хватаясь за соломинку, чтоб спать;
Пусть треснула стена и кровли треть
Разрушена, не бросит он мечтать!
Я думаю об узниках, они
В изнеможении проводят дни!
Виновный ли, заблудший человек, —
Его закон преследует весь век!
Несчастного крушит зачем,
сочувствие презрев,
Безжалостной судьбы случайный гнев?