Газета День Литературы # 88 (2004 12)
Шрифт:
То ли склад, то ли свалка, —
Всё неясно и смутно.
И как будто бы жалко
Что-то сиюминутно.
Неизбежны удары,
И безумны паденья,
Молодые там стары,
А покойники в бдении.
Всюду вязкая темень
Без конца обступает:
То ли медная зелень,
То ли морозь густая.
Просто пыль на дорогу,
И вся жизнь моя снится
Неизвестному Богу...
***
Сон. Занавес. Затмение.
Луна
Сейчас пройдёт критическую точку.
Я не хочу отсюда
Никуда,
Особенно сегодняшнею ночью!
Овации. Восторженность.
Цветы!
Прожектора и пиршество нарядов!..
Я, словно сцена, где играешь Ты,
Вонзая
Недвусмысленные взгляды...
Не торопись. Послушай!
Отдохни!
Сегодня ветер держит наши крылья!
Мы полетим сквозь сумерки,
Одни!..
И все мечтанья сделаются былью!
Ещё не скоро выключат
Огни,
И день проявит трезвую жестокость;
Так дай же руку мне
И не смотри
Под ноги, где уже,
быть может,
пропасть!..
ВЕСЕННЕЕ
И.В.Лотарёву (Северянину)
Я люблю!
Но где же грозы,
Их весенний хоровод?!
Я люблю!
Но льются слёзы
Пчёл, стремящихся на мёд!
Не подсказаны причины
Вещим знаком или сном.
Неизвестный мне мужчина
Не маячит под окном.
Я люблю саму возможность,
И надежду, и мечту!
В этом мире даже сложность
Сохраняет красоту!
И прекрасен снова воздух
От нахлынувшей листвы,
Я люблю! Ещё не поздно,
Может, влюбишься и ты!
НА 22 ДЕКАБРЯ
Ф.М.Достоевскому
Было раннее утро,
Нас везли умирать.
Соизволили дать:
Две — прощанье с друзьями,
Две — прощанье с собой,
И одна — на молитву
За души упокой.
И не верилось как-то,
Видя солнечный луч,
Что сейчас безвозвратно
Я в него окунусь...
Бьют уже барабаны,
И гробы на снегу, —
Значит, нету обмана,
Значит, всё наяву!
Ветер вздул балахоны,
Крест священник поднял...
Блещут ружья, погоны,
Страх меня обуял!..
Я взмолился: "О, Боже!
Почему и за что?
Сделай так, чтобы ложью
Этот стал эшафот!
Я тебе обещаю
Все грядущие дни,
От всего отрекаюсь,
Только ты, помоги!!!"
И свершилось! Фельдфебель
Прискакал на коне;
Жизни втоптанный стебель
Шевельнулся во мне! —
Не расстрел, слава Богу!!! —
Чей-то голос кричал...
Только каторги годы,
Да кошмар по ночам...
Любовь ТУРБИНА ТОСТ ЗА БЕЛОРУССИЮ
Алесь Кожедуб писал на белорусском, пока жил в Минске, а потом, уже в Москве, начал писать по-русски. Как это сказалось на его мировосприятии? Вот вопрос, который невольно задаю сама себе, когда читаю прозу Кожедуба, появившуюся в последнее пятилетие в Москве. Самое общее впечатление — русский прозаик Алесь Кожедуб стремительно набирает обороты. Первая из "русских" книг (1997 г.) в свое время меня разочаровала — именно потому, что я высоко ценила белорусского прозаика А. Кожедуба, и любимая мною повесть "Лесовик", уже на русском, показалась лучшим текстом сборника "Могила для директора кладбища". Не уверена в этом сейчас, потому что повесть эта и рассказы — как говорится, совершенно несравнимые вещи. Высокая энергетическая насыщенность коротких текстов книги представляется мне теперь очень важным достижением автора, его фирменным знаком, если хотите. Его рассказы интересно читать — как же редко это нынче случается, если речь идет не о детективах! Автор умеет рассказывать истории, тематически его рассказы разноплановы, а из сюжетов не выпирают каркасы схем. И композиция книги выверена по времени действия в рассказе. Контрапункт — послереволюционные перипетии в судьбах людей из разных социальных пластов общества — о переменах в их участи — рифмуются удивительным образом с тем, что происходило (и происходит!) на постсоветском пространстве в перестройку, увязываются с сюжетами самыми современными и животрепещущими. Мостик между временами прокладывает рассказ "Убийство по ритуалу", героиня которого, Любовь Николаевна, проживает длинную жизнь в рассказе — от послереволюционных до наших дней. Поражает способность автора на пяти-шести страницах, через необычную ситуацию, точными штрихами написать национальный характер — рассказы "Чечен", "Нацмен". Мне кажется, тема национальной самоидентификации особенно волновала в то время автора-белоруса, временами ощущающего себя "нацменом", оказавшимся в России; он ищет свою культурную нишу, свой собственный путь. И письмо этого сборника жесткое, черно-белое, аскетическое.