Газета "Своими Именами" №35 от 27.08.2013
Шрифт:
Но не стоит ругаться и объявлять такое государство фашистским. Это несправедливо и обидно для гитлеров, шахтов и пр. Как раз в гитлеровской Германии сбережения граждан были защищены от игр государства в инфляцию, и нашему до неё ещё расти и расти. Зато у нас президенту РФ на встрече в Кремле 16.8.12 г. с омбудсменами можно давать установку отказывать дореформенным вкладчикам в защите их прав как кредиторов государства. Хорошо хоть “отец” современного либерализма Милтон Фридман успел вступиться в защиту россиян от государственного людоедства и научно, экономически точно определить наших “либерал-реформаторов” как раз по этому поводу: “Это не либералы, а бандиты”.
Скопидом
ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ
ПОРОСЁНОК ПОД КЕРОСИНОМ
Когда-то узнал о предельно изуверском способе мести, он практиковался в России в девятнадцатом веке, а может и раньше. Чтобы пустить «красного петуха» своему обидчику – поджечь его овин, амбар или дом, да ещё изнутри, чтоб сгорел наверняка, – в подвал через окно или пролом запускали щенка или кошку. К хвосту привязывали факел и подпаливали. Обезумевший зверёк забивался в самый укромный уголок…
Дикий способ. Наверное, мало кто на такое решался. Даже летописная княгиня Ольга с её мстительными голубями и воробьями, о чём так вдохновенно живописал Нестор, выглядит преувеличенно литературной. Нет, не очень верится в такую месть наивным древлянам умной женщины и мудрой княгини. Правда, это с сегодняшней, гуманитарно-правозащитной точки зрения, когда мы, просвещённое либерализмом человечество, совсем уж изжили в себе традиционную дикость и варварство. Выдавили, так сказать, по капле. Но совсем без мести, особенно в политике, никак не обойтись даже сегодня. Не исключают её ни гуманисты, ни правозащитники. Ведь гуманитарные бомбардировки, которыми увлекаются цивилизованные армии Запада, – это те же Ольгины воробьи…
Однако есть способы похитрее. Начиная с двадцатого века, если хочешь отомстить и смертельно поразить целый народ за его упрямство и независимость, принято действовать совсем иначе. Если уж запускать кого в подвал, то зверя крупного, чтоб визжал и отвлекал внимание только на себя, как поросёнок, облитый кипятком или подпаленный керосином. Больше надрывной публичности, бесстыдной открытости, то есть гласности. Тогда никто не поймёт, что и где горит, кого слушать, как тушить… Чем больше времени уходит, тем больше занимается пожар. Кто понимает, тот тушит, кто не понимает, тот сгорает. У разных народов это бывало по-разному, а мы, русские, уже полвека понять не можем, что горим. Горим как никогда, горим изнутри. Но подпалили нас снаружи, а мы и не заметили. Мы всё ещё не верим, что с нами можно так просто и незатейливо. Может, на это и сделан расчёт? Кто-то хорошо изучил нашу наивную натуру…
Горько досадовать на свой народ. Его столько раз хоронили, столько подло предавали, что он стал бесчувственным к общечеловеческим сентиментальным горячкам. Он не верит им, всё оценивает по-своему. Ему говорят – ты умираешь, а он смеётся, ему говорят – тебя грабят, а он отмахивается: всегда грабили. Чем ещё его поразить? Нечем. Если только не жалостью к самому себе. Тогда вся картина сразу меняется. Поросёнок превращается в спасителя, а смердящий керосин – в священное знамя освобождения. Зажарить яичницу, спалив весь дом, считается верхом идиотизма, особенно у народов рациональных, даже меркантильных. Мы к ним не относимся, но распознать примитивную провокацию всегда умели, иначе не было бы у нас официально тысячелетней истории. А теперь и ей приходит предел. Дом-то разгорается, огонь из подвалов вырвался на первые этажи.
Поросёнок, запущенный в наши исторические подвалы, имеет
Он убивал нас, как пьяный водитель большого пассажирского автобуса, загнавший его на колдобины непроходимой целины. Только пьяным он не был, а намеренно выбирал такие виражи, чтобы большая машина СССР разрушалась на ходу и уже не подлежала ремонту. За десять лет он успел заложить множество разрушительных виражей. Все они проводились с огромным шумом и визгом, но не тормозов, а лживой прессы, литературы и кино. Они всем известны:
– Двадцатый съезд – начало эпопеи жалости к самому себе народа героя и победителя. Превращение его в склочника и жалобщика.
– Армейская реформа – подрыв армии и флота, уродливый дисбаланс армейского строительства.
– Целина – уничтожение сельского хозяйства и агротехнического равновесия, сложившегося веками.
– Удушение творческой инициативы в производстве – уравниловка, отмена метода повышения эффективности производства, разгром производственной кооперации. Подмена социалистической экономики директорской коммерцией – чиновничьей хрематистикой.
– Чиновничья чехарда – управленческий коллапс. Партийная диктатура в производстве. С её «помощью» уничтожалось всё прогрессивное и в организации производства и в технологии.
– Разрушение науки лживыми легендами о «преследовании генетики и кибернетики» и т.п.
– Сдача завоеваний во Второй мировой войне на международной арене – разрыв с Китаем, потеря мировой лидирующей позиции стран социализма.
– Массовое строительство убогого жилья под мерки землеройных животных с целью озлобления народа против Великого коммунистического проекта. Проект настоящего достойного жилья был Хрущёвым уничтожен намеренно. И т.д.
Нас уверяют, что главной фишкой Хрущёва было его маниакальное стремление «утереть нос Америке». Подразнить и уязвить её. На самом деле это было лакейское желание «показаться хозяину». Привлечь к себе внимание и убедить, что он ещё может сгодиться. Недаром Черчиль на своём юбилейном банкете в конце пятидесятых произнёс торжественный тост в честь первого разрушителя коммунизма. Ему, потомку герцога Мальборо, не нужны были чужие лавры, а до «мистера Хрущёва» было очень далеко.
Я родился, когда Хрущёв стал отменять бесплатный хлеб в студенческих и рабочих столовых. Тогда за несколько копеек можно было купить стакан чаю, а хлеба брать бесплатно, но без выноса – сколько съешь. Брали куска по три-четыре, хватало. Теперь Хрущёв посчитал, что в карманах у студентов найдутся не только две-три дореформенные копейки, значит, голод кончился. За всё надо платить. Во всём переходить на рыночный чистоган, как у американцев. В этом направлении работали его «прогрессивные экономисты», закладывая невидимые мины под самую динамичную экономику мира. Тогда же он ещё много чего наделал, что определило всю жизнь мою и моего поколения.