Газета "Своими Именами" №35 от 27.08.2013
Шрифт:
Моя жена, сибирская казачка, до сих пор не понимает, что произошло в 1991 году. Не понимает, и всё. Да, считает она, что-то мошенническое было, но что? Как ей объяснить, что это что-то происходило и в июле 988 года, и в феврале 1653, и в марте 1801, и в январе 1905, и в феврале 1917, и в июне 1941, и, главное, в марте и июне 1953. Не понимает, не связывается это у неё. А это и есть палёный след поросёнка в керосине. За пятьдесят лет не поняли, что происходило со страной хотя бы за последнюю тысячу лет.
Ну а если подумать: вроде все мы знаем нашу новейшую историю из школьной программы, верим ей. А как её переворачивают – не замечаем. Зачем это нам? В 1948 году было издано 43 миллиона экземпляров учебника «Краткий курс истории ВКП(б)». Он распространялся по всем учебным и неучебным заведениям, по нему студенты и не студенты сдавали зачёты. Это была
Вот она, книга, в ней всего-то двенадцать глав. Как же они жгут кому-то пятки, что её без кислоты и кострищ постарались вытравить из жизни всех послевоенных поколений. Мой отец об этой книге ничего мне не рассказывал. Он впитал наследственный антисталинизм. Его импульсивный отец, мой дед, потерял должность заместителя начальника районной милиции и всякую возможность для карьерного роста после статьи «Головокружение от успехов». После этого Сталин стал врагом семьи. Другие родственники по латышской линии сгинули в 37-м. Детство и юность отца прошли на «раскалённой сковородке» семьи как бы врагов народа, и книгу он вычеркнул из головы сразу после «XX съезда». Понятно, что я о ней тоже не знал и ничего не мог передать своему сыну. А книга так и нависает ночным утёсом. Для них она была раздражителем, как надоедливый комар в ночи, они её уничтожали коллективно и якобы бесследно. Они о ней никогда никому не говорили, они её боялись. Это была их непонятая книга, которую они предали и не хотели себе и нам, своим сыновьям, в этом признаться.
Что в ней, предельно простой и доступной для понимания даже школьнику, было такого опасного? Именно то, что бесит и пугает тайных управленцев мира – отрицание хрематистики – рваческого обогащения за счёт других как способа жизни. Ещё Аристотель высказал ясное, освященное его авторитетом и потому опасное представление о двух мировоззренческих строях жизни. Понятие о хрематистике – спекулятивном обогащении и экономике – домостроении. Сталин отстаивал экономику, то есть социализм. В книге названы поимённо доморощенные враги социализма. Вся книга проникнута пафосом реальной борьбы за социализм. Той борьбы, которая дала зримый результат впервые в истории всего человечества. Эта была книга не о былинных временах, а о сегодняшнем дне, об исторических событиях, в которых каждый был участником и должен был определиться со своей настоящей исторической ролью. Этой определённостью книга пугает до сих пор.
То была Советская Россия, та Россия, которая воссоздавала лучшие страницы её многотысячелетней истории. Это был Советский Союз, громада, перед которой трепетали все мелкие, крупные, национальные, международные и всемирные хрематисты – воры, воришки и хапуги. Союз был защитой от них для всего мира. От остального мира, где хрематисты и банкиры правили и правят свой бесовский бал. Но странное дело, это совершенно не интересовало моего отца и мать. Они кричали хмельные первомайские лозунги с ироничными усмешками и смотрели на новейшую историю глазами этих самых хапуг, которых считали обиженными за их политические убеждения. Для них «настоящим учебником истории» стал сакрально-недоступный «ХХ съезд». Его документов они не читали, но слухи о нём шепотком прорабатывались на всех застольях. Они не верили тому, что написано в сталинских учебниках, но кивали на нечто ненаписанное. Я это чувствовал и по-детски понимал как взрослое лукавство.
Но тогда история получалась ровно противоположная. Это уже потом, через двадцать лет, «эта история» заполнит все газеты и журналы, выйдет толстыми томами. Значит, готовилась
Да, были огромные, но понятые и принятые народом как необходимые, жертвы первых трёх десятилетий. Было сверхчеловеческое напряжение сил. Но никто не считал, что оно было напрасным. Такие разговоры пресекались даже в самой «несознательной компании». Было огромное уважение к строителям «первых пятилеток». Ещё их дети, через десятилетия, протестовали против бездарного разбрасывания достигнутого такими жертвами «оттепельными реформаторами». Но и их обманули: «экономические претензии к строю» за неоплату труда куда менее напряжённого, расслабленного «косыгинскими реформами» и хрущёвским очковтирательством, понеслись лавиной после XXII съезда именно из уст сыновей строителей первых пятилеток. Всё моё детство, юность и молодость я слышал эти разговоры. Русские превратились в нацию «кухонных экономистов». Мне казалось, что люди в эти минуты прямо на глазах мельчают. Было стыдно слушать надрывные разговоры о «зарезанных тарифах» с угрозами «устроить прорабу хорошую жизнь». Стыдно было слушать этот плач по недополученным рублям как об упущенной жар-птице. Все только говорили и, как заворожённые, ничего не делали, верили обещаниям. Пар уходил в свисток. Это было ясно даже мальчишке, не понимающему о чём идёт речь. Интонация выдавала.
Стыдно было мальчишке шестидесятых-семидесятых жаловаться на свои страхи и неудачи. Неприлично перед сверстниками. Только под жёстким взрослым прессом он мог признаться, что кто-то его обижает или что-то у него не получается. А вот взрослые мельчали сами и злились на непонятливых пацанов, которые всё ещё равнялись на героев Гайдара, Кассиля, Полевого. У них были школа, кино и, как это ни смешно сегодня, телевидение. Это потом, через годы, в классы придут истеричные жалобщики десяти-двенадцати лет с претензиями на всё «здесь и сейчас». Их так научат наследственные «кухонные экономисты». А сегодняшняя школа им подыграет, самоустранится, пока «новое кино и телевидение», как парочка террористов, захвативших заложников, не привьёт им «стокгольмский синдром» потребительского восторга вместе с пещерной русофобией и зоологическим антикоммунизмом. Задолго до того то же самое незаметно прививали и нам.
Каждое поколение по-своему эгоистично, варится в своём соку и «творит свою историю». Каждое поколение вступает во «взрослую жизнь» со своим прайс-листом целей, задач, возможностей. В семидесятые он был скудным. Никто от нас не ждал больших дел. Космос штурмовать уже не надо, войн не предвидится, Сибирь и Дальний Восток годятся для бамовского пикника. Что делать? Устраиваться удобнее. Комфорт сытой жизни – лозунг поколения семидесятых – поколения «Пепси» – квартира, машина, дача. И вот как это было.
Автор этих строк после школьного выпускного бала не нашёл себя в списке студентов избранного вуза. Не беда, год на переподготовку, придётся поднабраться опыта на пыльном советском производстве. Конечно, не престижно, зато доступно, отчасти модно и на деньги похоже. Не грех с полгодика отслужить в «штрафной роте». Так рассуждали все оболтусы семидесятых. Почти все они оказывались на ближайших комсомольских стройках в цехах гигантов пятилеток. Вместе со вчерашними хорошистами туда брали алкашей и «перевоспитанных» рецидивистов. Кадровая отчётность требовала всех.