Газета Завтра 221 (60 1998)

Газета

Сегодня Ирак — это единственная страна на Ближнем Востоке, которая противостоит Израилю-агрессору, сионизму. Израиль не выполнил ни одной резолюции Совета Безопасности: об освобождении Иерусалима, о выводе войск с Голанских высот, из сектора Газа. Почему же санкции применяются только против Ирака, который ввел войска в свою провинцию, ведь Кувейт был девятнадцатой провинцией Ирака?

В Израиле есть оружие массового поражения — это знают во всем мире. Почему не ищут ядерные боеприпасы в пустыне Негев — там, где у них располагаются реакторы, склады и другие объекты? Израильские ракеты Иерихон-2 на сегодняшний день достают до Одессы,

до территории Закавказского округа — почему мы не устанавливаем санкции против этой страны? То есть эта политика двойных стандартов, конечно, отрицательно влияет на наши отношения с Ираком.

Но, несмотря на предательство Горбачева и Шеварднадзе, иракский народ относится к нам хорошо. И они искренни. Мы для них сейчас — единственная надежда. Иракцы надеются на Россию, но одновременно продолжают готовиться к отражению агрессии.

Наша делегация пробила брешь в осаде. Не успели мы прилететь, как за нами запросился на посадку самолет из соседней страны. Еще не сел второй самолет, как показался третий. А многочисленные конференции, на которые слетались сотни корреспондентов с камерами, — они вынуждены были нас слушать благодаря, может быть, экзальтированному, но, по сути своей, правильному поведению Жириновского.

В том отеле, где мы жили — раньше это была хорошая гостиница, сейчас там все приходит в упадок, потому что таковы санкции, — при входе выложена мозаика: Буш с оскаленными зубами, довольно похожий и по сути, и по внешней форме. Я с удовольствием проходил мимо и тоже вытер об него ноги. Это была та самая гостиница, с которой в 1991 иностранные корреспонденты снимали бомбардировку — Хусейн разрешил это, чтобы весь мир видел, что делают американцы — и сегодня они также собрались, возможно, с той же целью.

Кстати, был определенный риск, и нас об этом предупреждали, что, несмотря на Олимпийские игры, Клинтон, чей престиж падает, может напасть в любой момент. Я знаю, что наше посещение принесло пользу: оно задержало возможный удар. Будет ли он вообще нанесен? Возможно. Американцы могут начать войну и на Рождество, и на Пасху, не только на Олимпийские игры.

Они сейчас обкатывают один из вариантов своей военной доктрины — это удар на большие расстояния, уничтожение промышленности, военных объектов. Но ведь американцы наносят удар не только по заводам. Нам показывали бомбоубежище, куда попала ракета, и где находилось большое количество детей и женщин, — там были пепельные тени от сгоревших детских тел, следы от рук на куполе, там до сих пор сохраняется запах горелого человеческого мяса. Это же варварство!..

И если Россия с этим смирится, если эти “реформы” будут продолжаться, то обкатанный вариант — сначала в Югославии, а теперь в Ираке — коснется и наших городов. Куда кто будет прятаться?! Ну, часть улетит, у кого есть двойное гражданство или визы, а мы-то останемся здесь! Нужно сопротивление. И этот визит был частичкой или началом такого сопротивления.

Я сделал правильно, что полетел в форме, я представлял тот офицерский корпус, который шел добровольцем в Испанию, в Китай или Корею; может он оказаться и в Ираке. Ведь Ирак сегодня — это Испания 36-го.

 Александр Дугин АЛЬТЕРНАТИВА ( о новом национал-большевистском порядке )

КОРНИ НАШИХ ПРОВАЛОВ

На первый взгляд, проигрыш патриотической оппозиции в последние годы — вопрос тактики, политической реализации, социальной конкретики. Существует иллюзия, что на уровне идеологии все ясно и понятно, и что лишь коварство, ловкость внутреннего врага (пятая колонна), мощная поддержка

Запада и особенный идиотизм народа неизменно обеспечивают русофобам победу за победой.

Я убежден, что это не совсем так. Более того, совсем не так. Поражение национальных и коммунистических сил не случайно. Оно имеет глубинные исторические и идеологические корни и не сводится к простой бездарности лидеров, пассивности масс и мощи врага. Все гораздо сложнее.

НЕ “КРАСНО-КОРИЧНЕВЫЕ”, НО РОЗОВО-БЛЕДНЫЕ

Патриотическую оппозицию одно время называли “красно-коричневой”, подчеркивая сочетание в ней коммунистических и националистических элементов. Такое название шокировало, в первую очередь, самих патриотов, которые увидели в нем лишь оскорбление. Это показательно. Почти никто не ощущал себя “красно-коричневым”. Были “красные”, были “белые”, были даже “коричневые” (но это экзотика). А “красно-коричневых” не существовало. Проханов в какой-то момент предложил термин “красно-белые” — он был точнее, но тоже не прижился.

Да, сочетание социалистических и патриотических симпатий оппозиции налицо. Но на уровне политики это обстоятельство находило выражение в довольно искусственном и прагматическом альянсе сил, ни одна из которых и не думала о возможности идеологического синтеза. Правые и левые политики объединялись (например, в ФНС) исключительно в прагматических целях, не испытывая к союзникам ни малейшей идеологической симпатии. Коммунисты так и оставались коммунистами, причем в последней по времени позднесоветской, брежневской версии (кроме маргиналов-ностальгиков, типа Нины Андреевой и экзотических сталинистов). Правые — монархисты, неоправославные, националисты и т. д. — представляли собой совсем уже искусственное образование, неуклюже воссоздающее дореволюционные структуры, не имея с ними никакой прямой исторической связи. Причем в объединенную оппозицию постоянно собирались одни и те же политики (их имена навязли в зубах), которые отличались откровенным безразличием к идеологии и стремились лишь занять место на первом фланге политической жизни. Поэтому “красные” были скорее “розовыми”, а “коричневые” уж совсем не “коричневыми”, а слегка “белыми”, “бледными”.

При этом существовала одна важнейшая особенность структуры оппозиции. На уровне простых патриотов речь шла именно о ярком ощущении единства социальных и национальных требований и идеалов, а лидеры, напротив, постоянно перескакивали от беспринципного прагматизма к идеологическому сектантству. Простые патриоты были на самом деле именно “красно-коричневыми”, а вожди представляли гораздо более расплывчатые оттенки, подчас не понятные для них самих. К примеру, идеологические приоритеты Сергея Бабурина вообще не поддаются классификации. Но не за счет их оригинальности, а за счет их совершенной невыразительности, уклончивости, осторожности…

Вместо синтеза патриотическая идеология была прагматическим и искуственным альянсом. Причем на уровне идей все выглядело крайне убого.

БЕЗВЫХОДНЫЙ БРЕЖНЕВИЗМ

Розовые (с разной степенью откровенности) ориентировались либо на знакомые брежневские модели (точно воспроизведенные по духу и стилю в КПРФ), либо повторяли модель европейской социал-демократии, для которой подчас так же не чужды национальные симпатии (французский социалист Шевенман). При этом крах СССР объяснялся исключительно “происками темных сил”, под которыми понимались мондиалисты и “пятая колонна” (часто просто “евреи”). Идеальный пример такой позиции — Егор Лигачев, до сих пор убежденный, что все в СССР было в порядке, и что если бы не Яковлев и Арбатов, то страна и дальше процветала бы.