Газета Завтра 332 (15 2000)
Шрифт:
Крепко врезался в память момент, когда на КП в просторном окопе под Дубаюртом Шаманов вдруг узнал о смертельном ранении лейтенанта Редько.
— Дурачье! — перешел на крик командир, — когда вы кончите гробить людей?
На Буданова, которого командующий "западом" всегда называл одним из лучших командиров полков группировки, в этот момент было жалко смотреть. Разве он, комполка, меньше Шаманова старался сберечь людей! Разве прятался он за спинами своих офицеров? Тяжкое бремя власти...
КОГДА ПОЕЗДОМ ЕХАЛИ
— Юра, как? — спросил он командира полка.
— Дядя Валер, — с трудом сдерживая слезу, выдавил комполка, — замкомроты приедет — он все расскажет...
И после тяжелого вздоха вновь голос отца:
— Хорошо. Только вы отомстите...
— Отомстим, дядя Валер, обязательно отомстим.
Что в этот момент в командирской душе творилось — лишь ему и Богу известно.
Как и тогда, когда боевики через жителей Дубаюрта вернули тело начхима — майора Сорокатяги. Со следами пыток и насильственной смерти.
Потом полгода беспрерывно воюющий на важнейших направлениях танковый полк был выведен Шамановым в резерв Западной группировки. И потом тут же опять брошен в бой. Три недели с поистине сибирским размахом танки и "Шилки" полковника Буданова давили бандитов Гелаева в Комсомольском. Три шестьдесятдвойки боевики прожгли из гранатометов. Много раненых было от снайперских пуль и осколков. К счастью, никто не погиб. При этом бросалось в глаза, что в превращенном в руины селе забайкальцы не брали и спички.
— Все равно командир полка прикажет потом все сжечь, — пояснил кто-то из офицеров.
— Для меня на этой земле и на этой войне может быть лишь один трофей — обратный билет домой, в Забайкалье, — скажет потом сам Буданов.
Было видно, что командир, как и многие его офицеры, находился уже на пределе. Помню, в январе, когда сибиряки стояли на цементном заводе у Чириюрта, офицеры крепко заспорили о том, испытают ли по возвращении то, что журналисты еще в 95-м окрестили чеченским синдромом.
— Никакая война не сломает психики сильного человека, — доказывал тогда начштаба полка подполковник Иван Федоров, излазивший с автоматом, наверное, все горки у Дубаюрта и пол-Комсомольского.
Но жизнь доказала обратное. Крепко врезалось в память, как накануне того рокового дня — 26 марта — Иван Иваныч в истерике повторял имена погибших.
— Что бы мы ни делали для их семей, мужиков уже не вернешь. В земле лежат мужики наши, — со слезами на глазах спорил начштаба полка с только что прибывшим в Чечню зампотылом.
— Хочешь, я убью себя, но мужиков не вернешь, — хватался за автомат подполковник Федоров, который всей палаткой потом у него отнимали.
Незадолго до этого сибиряки вновь побывали на роковой для них 950,8, забравшей 11 их однополчан. Поставили огромный железный крест, помянули погибших друзей и простились с этой проклятой горкой, чтоб никогда больше на нее не вернуться.
Но чертова высота их все-таки не отпустит — ни командира полка , ни его боевого начштаба.
Один из генералов западной группировки скажет потом, осуждая командира полка, что нечего все валить на войну и потери.
Генералы бывают разные, — писал когда-то русский монархист Иван Солоневич. Запомнилось, как этот доказывал под Дубаюртом Шаманову, что боя без потерь не бывает. Буданов, подобно Шаманову, никогда не платил за чеченские горки и села солдатскими жизнями. Ему легче было пойти во вражеский тыл за телами своих людей самому, чем посылать кого-то еще. Тяжелым камнем ложилась на душу комполка каждая полковая потеря.
НАКАНУНЕ ВЫБОРОВ, 25 МАРТА, я вновь был в 160-м гвардейском полку. На трех бээмпэшках два десятка разведчиков во главе с командиром полка поехали проверять порядок в Танги. Это было указание начальника штаба объединенной группировки генерал-полковника Александра Баранова — проехаться по близлежащим селам, чтоб у затаившихся недобитых боевиков отбить желание что-нибудь устроить в день выборов.
Увидев, как из одного из домов в лес убегают двое чеченцев, Буданов приказывает задержать беглецов и обыскать дом. Один из задержанных, как выяснилось потом, просто побежал со страха, — потому что его когда-то раньше уже побили солдаты, а вот второй, представившийся бывшим милиционером, судя по его синяку на плече, был явным боевиком. Здесь же в доме солдаты обнаружили мешок распиленных минометных мин, из которых “мирные чеченцы” извлекали тротил для фугасов. Потом была встреча с местным главой, который пригрозил пожаловаться на самоуправство Буданова.
— А если отвезу Шаманову этот мешок мин и он сделает из твоего села Комсомольское? — бросил в ответ Буданов.
Потом по наводке агента в одном из домов были задержаны еще двое мужчин — жителей другого села, также со всеми признаками участия в бандформированиях. Но когда со всех сторон завыли женщины, Буданов не выдержал и всех отпустил. Главное, как он сказал, напугали их. Он вообще не любит жесткость и насилие.
Вот и в этот вечер за проявленную мягкость офицеры упрекали командира. Говорили, что отпустил явных бандитов. Шел разговор и о какой-то названной агентом снайперше.
На другой день были выборы и день рождения двухлетней дочки Буданова. Проголосовав за Путина, Буданов собрал своих замов на дружеский ужин по случаю. О дальнейшем могу судить только по рассказам. Впрочем, хорошо зная Буданова и его офицеров, восстановить картину происходящего проще простого.
Все разговоры опять свелись к войне и потерям, и к тому, что все-таки зря командир отпустил накануне "душков"...
Когда все разошлись по палаткам, дал команду экипажу своей бээмпэшки управления "к бою". А что было или чего не было дальше, теперь тиражируют угодливые СМИ: их стараниями боевой командир в одночасье стал насильником и убийцей... Местные, воспользовавшись тем, что Шаманов в это время был в Ботлихе, поспешили к коменданту Урус-Мартана. И наутро арестовывать полковника Буданова приехала целая свита — генерал, фээсбэшники, следователи. Заодно загребли и начальника штаба: когда на Буданова поставили стволы, подполковник Федоров поднял разведку защитить командира.