Газета Завтра 332 (15 2000)
Шрифт:
Д. Т. Многое вы повидали. Красиво?
Н. И. Красиво. За пингвинами я год гонялся, чтобы королевских увидеть. Красавцы! Кормить их запрещалось, дотрагиваться тем более; стоишь вдалеке, смотришь, мерзнешь, а уйти мочи нет. Никакие зоопарки не сравнятся.
Сияние какое в полярную ночь! На Севере не так. И таких льдов больше нет нигде. В Антарктиде они разноцветные: синие, красные, зеленые — солнце на них играет. От водорослей, вмерзших в лед, он становится коричневым или бурым. Лед всегда разный: один — лед моря,
Горы — глаз не оторвешь. Летом снег на скалах подтаивает, солнце припекает скалу над ледником — нунатаком зовется — так что до +30 градусов на самой поверхности доходит. Солнечная радиация — страшная. Сильнее, чем на экваторе. Без очков никуда не сунешься. Часто не помогают и очки. В Антарктиде есть такая вещь — "белая мгла" или "белая тьма". При полной облачности, когда облака слоистые, свет от них отражается и рассеивается. Все освещено настолько, что теряются контуры. Контрастность пропадает, летишь словно в сумерках, только вместо серого все белое. Страшное дело.
Еще плохая вещь "снежная мгла", когда в безветрие снеговая пыль висит дымкой. Снег вообще там абсолютно другой. При минус шестидесяти он, как песок. Разгоняешь самолет на лыжах, а он не двигается с места... Приходилось жечь мазут, чтобы оплавить поверхность и превратить в лед. Другая беда — рыхлый снег. Санно-гусеничные походы к "Востоку" такую дорогу набили — сваи не забьешь. А отошел в сторону на два метра — и проваливаешься с головой. А бывает и по-другому, когда следы на снегу наружу выходили. А о близзарде я уже рассказывал. Вот так мы что-то от красоты в ужасы подались!
Д. Т. Наверняка без случаев в небе не обошлось?
Н. И. Многое всего было. У каждого летчика-полярника подобных историй наберется вагон. Бывало, что и струйными течениями так сносило, что самолет задом наперед летел, и терялись десятки раз, и падали от вертикальных шквалов. И в ураганы летать приходилось, и над океаном, что запрещено было. Там хоть и припайные льды, но в плохую погоду в любой момент могут лопнуть. А куда денешься, когда ледокол к берегу подойти из-за припая не мог? Приходилось все переправлять по воздуху. Вот так летишь и не знаешь: сядешь или провалишься.
В магнитные бури попадали. Над "Мирным" как-то на посадку заходили, станция лежала как на ладони, а у бортрадиста с "землей" контакта не было. И тут садимся уже, слышим: "Молодежная" отзывается. А это две с лишним тысячи километров! В Антарктиде вообще, знаешь, связь только на коротких волнах осуществляется, потому что ультракороткие и средние поглощаются поверхностью — уходят в лед. С радиокомпасами мороки было!
Или другая ситуация — радиовысотомер разом портится. Стрелка прыгает, как чумная. Или хуже того: сидим на полосе, а она сто метров высоты показывает. А на другом аэродроме все в норме. Такое каждый летчик в Антарктиде испытал наверняка. А все из-за того, что снег разной плотности. Сигнал в одном месте отражается от поверхности, а в другом — от глубинного льда. А ошибки высотомера кончаются, знаешь, чем?
Садились много в буран. Лучше сказать: падали
Один перепад температур чего стоит. Сорок-пятьдесят градусов — не шутка. Взлетаешь — машина как новенькая. Садишься — из-за расширения-сжатия все разболтано, на ладан дышит, тросы не натянуты, рули высоты болтаются, управляемость на нуле. А что такое разница температур еще? Ветер. Часто доходило до горизонтальных смерчей, причем всегда недалеко от аэродрома. Почему? Большинство станций в оазисах построено — это свободные от снега скальные площади. Скала нагревается — одно давление. А кругом ледник, снега — давление совсем иное. Вот и получается: видимость лучше некуда, небо ясное, и тут тебя при посадке как уносит в сторону километров на двадцать! И через пять минут снова тишь да благодать. Так-то.
Д. Т. Сегодня все не так. Россия уходит из Антарктиды. Что ощущаете вы? Обиду? Горечь? Ненависть? Не кажется ли вам, что ваша жизнь прошла напрасно.
Н. И. Конечно, все это есть: и ненависть, и презрение к бездарям, которые не видят дальше своего носа. Но сильнее всего живет во мне гордость. Я прожил жизнь, и я счастлив. Мне довелось повидать такое, что многие не смеют себе даже представить. Я закрываю глаза — и вспоминаю такие места, которые не видел никто на Земле. Я летал. Это был изнурительный труд, который, возможно, завтра пойдет прахом. Но я не жалею и не стыжусь. Я познавал Антарктиду, а Антарктида изучила меня, и не отвергла. И я оказался достоин ее.
ионизатор воздуха очиститель 14
Владимир Голышев __ "ТРУДА РАДИ БДЕННОГО..."
ПЕРВЫЕ ЧЕТЫРЕ ДНЯ ВЕЛИКОГО ПОСТА, по вечерам, во всех православных храмах читался Покаянный канон Андрея Критского. На Пятой седмице, в среду вечером, он читается целиком. Богослужение этого дня длится многие часы, при этом молящиеся совершают множество земных поклонов.
Кроме канона в этот день на богослужении читается древнее житие Марии Египетской. Поэтому в народе этот богослужебный чин принято называть "Мариино стояние" .
Это единственный случай в церковном уставе. Жития других святых, хоть и являются неотъемлемой частью Церковного Предания, для богослужебного использования не предназначены. Почему же именно в случае Марии Египетской церковный устав делает исключение?
Любовь Носорога
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Новый Рал 8
8. Рал!
Фантастика:
попаданцы
аниме
рейтинг книги
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
