Газета Завтра 371 (2 2001)
Шрифт:
Леонид Рокецкий: «ЭТИ ВЫБОРЫ – МОЯ БИТВА С ОЛИГАРХАМИ» (Беседа губернатора Тюменской области, члена президиума Госсовета РФ Леонида Рокецкого с заместителем главного редактора "Завтра" Николаем Анисиным)
Николай АНИСИН. Из биографических справочников следует: вы приехали в тюменские края с Украины по вузовскому распределению. Не по желанию. Вам как молодому специалисту надлежало отработать в Сибири только три года. Но вы здесь — уже тридцать лет. Что вас, человека, под теплым небом выросшего, в Сибири удержало? Стала ли вам Тюмень второй малой родиной?
Леонид РОКЕЦКИЙ. В справочниках биографических обо мне —
70-е годы — это время самого бурного развития тюменского нефтегазового комплекса. Где-то в СССР, может быть, и был застой, но только не здесь, в Западной Сибири. Сюда была брошена вся мощь страны. На самолетах кирпичи и другие стройматериалы возили — не было дорог. Государство делало все необходимое, чтобы обеспечить успех в добыче нефти и газа. И это определяло особые отношения между людьми.
Для каждого на Тюменском Севере было дело, и никому не надо было ни перед кем унижаться и заискивать. Умеешь ты работать — не тут тебя оценят, так там. Сам ты принимаешь решение — поставить объект на болоте на сваях или на бетоне — сам отвечаешь за результат. Удалось тебе — ты на коне. На Севере можно было реализовать все свои способности, на Севере был удивительный человеческий климат. И именно это меня здесь удержало.
Мы работали в полную силу. И то, что нами было построено в 70-80-е годы, — это такая могучая основа нефтегазовой индустрии, которая выдержала все социальные потрясения последних лет и которая до сих пор надежно служит.
Тюмень, а на северные стройки все мы ехали под флагом Тюмени, — моя настоящая родина, ибо здесь состоялась моя настоящая жизнь. Здесь меня узнали и признали. Здесь выросли мои дети. Здесь родные мне могилы. Я предан своей области. Я делал и буду делать все возможное, чтобы она процветала — на Севере и Юге.
Н.А. На исходе советской эпохи сессия тюменских депутатов вручила вам бразды правления в облисполкоме. Семь последних лет вы — глава администрации области. Скажите, Рокецкий — председатель облисполкома в 90-м, и Рокецкий — губернатор в 2001-м — это два разных по мировоззрению руководителя или два брата-близнеца?
Л.Р. Я думаю, последнее — ближе к истине. Как руководитель я родом из сургутских строек, где прошел путь от мастера до управляющего трестом. Тогда нарабатывались мои организаторские навыки, тогда же сформировался и мой стиль отношений с людьми. В чем его суть? Я привык искать союзников в тех, с кем работаю. Я считаю, надо подчиняться, не унижаясь, и надо командовать, не унижая. Я вижу необходимость в том, чтобы привлекать работника к принятию решений и давать ему самостоятельность в исполнении поставленной задачи.
Советская работа, а я до избрания председателем облисполкома возглавлял Сургутский горисполком, научила меня ценить традиции нашего общества. И, став губернатором в смутное время, когда шла ломка всего и вся, я сохранил бережное отношение к тем моральным ценностям, благодаря которым в стране были великие достижения. На основе преемственности мы провели и реформирование власти в области — создали на месте Советов органы самоуправления с большими полномочиями. Не было у нас и охоты на ведьм — ущемления сторонников прежней государственной идеологии. Но семь моих губернаторских лет — это семь университетов в политике. Из чистого управленца-хозяйственника в новых рыночных условиях мне пришлось превратиться в политика. То есть пришлось набираться того опыта, который позволяет устанавливать баланс интересов — между областью и федеральным центром,
Н.А. Вы не мелькали на столичных политических тусовках, когда в Москве менялась власть и формировался новый социально-экономический курс. Вы не могли влиять на ход перемен в стране и обязаны были воспринимать их как данность. Но как выглядели в ваших глазах реформы Ельцина-Гайдара: все происходит, как надо? Все летит в тар-тарары?
Л.Р. Радости от начала этих реформ я не испытывал, ибо увидел сразу все их изъяны: вы, господа хорошие, отпустили цены с разбегу и одновременно открыли границы: — кто будет снижать стоимость сырья, если его можно вывозить, и кто будет вкладывать деньги в отечественные товары, если можно ввозить дешевые иностранные? Но не было у меня и растерянности. Я — воспитанный Севером управленец, который придерживается правила: если случилась неприятность, а ты ее отменить не можешь, думай, как выжить и спасти вверенное тебе дело. Мы, тюменские руководители, осмыслили все минусы реформ и в новой системе координат обвала экономики не допустили. Уровень жизни, даже в наших южных районах, которые ничем не отличаются от многих российских, выше, чем в соседних областях.
Н.А. Новый уклад жизни в России строился по одной и той же разработанной за рубежом и навязанной Кремлем всей стране схеме. Но строился он не везде совершенно одинаково. Скажем, в географически близких и экономически схожих областях — Нижегородской и Ульяновской — реформы хоть и незначительно, но отличались. Настолько, насколько различными были действия губернаторов Немцова и Горячева. Тюменская область, с ее огромной территорией и ее несметными богатствами — область абсолютно уникальная. Можно ли говорить об особом, тюменском варианте реформ? В чем состоит влияние губернаторской власти на преобразования в области?
Л.Р. По той схеме, о которой вы говорили, мы должны были строить дикий рынок. Рынок, где государство лишь задает направление, но не регулирует развитие. При всем том возможности областной власти корректировать ход реформ были очень скромны. Но мы сделали максимум для того, чтобы люди стали хозяевами своей судьбы, своего предприятия, своего района или города. Мы много внимания уделяли становлению самоуправления и, как могли, бились за то, чтобы расширить круг участников приватизации из числа жителей области. В южных районах нам в этом плане кое-чего удалось добиться, на Севере — нет.
Тюменские нефтяные и газовые предприятия находились в федеральной собственности. Их приватизацией целиком и полностью ведало Госкомимущество РФ. И оно провело ее так, что абсолютное большинство тех, кто создавал нефтегазовый комплекс и кто работал в нем, не получили доли собственности и превратились в бесправных наемных работников. На Севере все решают владельцы компаний и назначенные ими менеджеры. Они поддерживают порядок, но их порядок — это порядок колониально-полицейский. Люди в северных городах страшно запуганы возможностью потерять работу без объяснения причин. Хоть чем-то ты не угодил начальству — до свидания. За возможность получать свою праведным трудом заработанную зарплату ты должен не раскрывать рта, не поднимать глаз и ходить строем. Морально-психологическую разницу между номенклатурной приватизацией на Севере и той, которая была на Юге области, легко увидеть. Возьмите телекамеру и поезжайте туда и сюда. В любом южном городе вам первый попавшийся скажет все, что думает, и про директора своего завода, и про мэра, и про губернатора. На Севере же очень долго надо искать того, кто не откажется говорить перед телекамерой о своей жизни. Но, увы, областная власть пока бессильна изменить колониальный порядок в северных городах.