Газета Завтра 376 (7 2001)
Шрифт:
С того дня и еще несколько дней постоянно намекали мне, что вот-вот ребенка моего заберут у меня, опять же насильно, в больницу, а меня кинут в карцер. А перед тем, как кинуть в карцер, здесь девок менты дубасят до синевы демократизаторами.
Здесь сделаю я такое небольшое отступление о том, какой вообще творится беспредел. Например, в хату могут залететь менты и начать поливать газом, и люди все задыхаются, а в камерах и беременные (почти в каждой хате они есть), и старушки, и больные. Или, бывало, если в камере какой беспорядок, то пускают в камеру огромных овчарок, которые зеков хватать натренированы, и девчата все прыгают на верхние шконки, и беременных, и старушек затаскивают, чтоб их собаки не растерзали. Бывает еще такое — решают хату наказать, выводят к запретке и заставляют по кругу вокруг централа бегать, а сами сзади идут с овчарками. А когда в хате кто-то умирает, никого нельзя дозваться, и девки орут через решку в окно на плац, чтоб кто-то из врачей пришел. Бывало часто, что рожали девчата прямо в хате, т. к. врачей было не дозваться...
Так вот, прогулок на детском дворике нас лишили, и приказ оперчасть дала выводить нас в 6-й бокс с Наденькой. 6-й бокс — это такая бетонная яма длиной в 5 метров и шириной 1 метр с маленькой скамеечкой. В дождь там от сырости можно схватить пневмонию сразу, а в жару — тепловой удар. Над всеми боксами орет радио, и моя дочка аж щурится, так как ей звук давит, видимо, на перепонки. А радио на прогулках на полную делают для того, чтоб девки между боксами не орали друг другу. И динамик прямо над каждым боксом висит. Моя Надюха не видит больше ни детей, ни других людей, кроме ментов, которых боится теперь. Поэтому гулять я с ней почти не выхожу — на таких прогулках она психует. Иногда сами менты жалеют нас и переводят, вопреки приказу, с 6-го бокса в большие бетонные боксы. Но это тоже не фонтан. Ну пока все, а то ночь, мусора сегодня стремные и все на тормозах стоят, а я пишу и пишу, им подозрительно.
ТАК, ПРОДОЛЖИМ РАЗГОВОР 28.06. Сегодня у меня небольшая победа — меня будут выпускать в детский дворик в отсутствие там других мамок, то есть с 9 до 10 утра и в будни с 14 до 15 часов, а после, когда они выходят, переводят в бокс или назад в камеру. Наверное, мои записки напоминают сводки с фронта. Так оно и есть, я тут постоянно в состоянии войны, ни секунды расслабона, вот так.
Теперь по результатам этой борьбы с ветряными мельницами. Из всех жалоб мне принесли уведомление на отправку только за одну — прокурору, а в суд, где я требую возбудить уголовное дело на Николайчук и опершу Максимову, — хрен, а завтра 10-й день истекает, то есть они по закону в течение 10 дней должны уведомлять об отправке жалоб. Вот и делайте вывод. Насчет Николайчук они так перепугались, что вчера нагнали ее домой по амнистии, и Магжанову тоже — моего свидетеля факта избиения опером. 20.06 фельдшер отказалась фиксировать мне побои. 21.06 после моих заяв врачам меня вывели в медсанчасть. Терапевт зафиксировала головную боль, но в результате чего она писать отказалась, а также отказалась фиксировать побои. Педиатр была в шоке от того, что случилось со мной и ребенком, звонила Максимовой и пробовала последнюю урезонить. Педиатр вообще тут хорошая, и к ней претензий у меня нет. Потом повели меня... к психиатру. Причем, когда раньше я просилась на прием к психиатру, чтоб та дала мне что-нибудь от бессонницы, то не водили. Психиатр, как и две прочие врачихи, подтвердила, что никаких оснований держать меня в стационаре нет у них — у медчасти, но... тут она начала мне гнать такую тему, что стационар чисто формально закреплен за медчастью, а на самом деле, это камеры изоляции, но это нигде не указано, так как карцер уже есть. Поэтому они, врачи, по представлению оперчасти, чисто формально подписывают перевод в стационар, и это она, психиатр, по требованию Максимовой, подписала этот перевод, но про прогулки они, врачи, впервые слышат. Интересно, какое право она имела это перевод подписывать, если даже ни разу не вызывала меня на прием, несмотря на мои же неоднократные просьбы? Короче, выписала она мне от бессонницы элениум и сказала, что буду я на стационаре не больше недели. Но я по кое-каким каналам знаю, что засунули меня сюда где-то на полгода. После заявы на имя начальника СИЗО пришла воспитатель и сказала, что насчет прогулок меня одной в детском дворе договорилась. И еще — когда меня сюда кинули, здесь было не то, что в апреле, когда я была в этой хате — 117, на карантине. Здесь был натуральный нужник, грязь жуткая, и при том, ни ведра, ни половой тряпки, как раньше, кран с горячей водой вырван с корнем, ночной светильник выкручен. Стала добиваться ремонта этих дел, и только вчера — 27.06, пацан-дежур сжалился, вызвал электрика, и стали мы с Надей спать без дневных ламп. А крана не дождусь,
НУ, ВОТ И ПОДХОДИМ К КОНЦУ ПОВЕСТИ, которой "нет печальнее на свете". Хочется напоследок правозащитникам отписать такую тему: я очень-очень понимаю, как скрипит сердце защищать разных там анархистов да коммунистов. Просто задумайтесь вот о чем — не только методы, но и морды собачьи остались абсолютно те же — кто раньше диссиду прессовал, тот, как в своем кресле, пересидел "смутное время" и прессует теперь... "красную" диссиду. Раньше были антисоветчики, а теперь антипутейчики. Да, раньше диссидентов не обвиняли в терроризме, но раньше и пацанов не опускали до петухов руками МУРа, как это случилось с Кочкаревым, или как то же пытались с Соколовым сделать А беспредел надвигается неудержимо. Да, сидеть раньше было не то — мусорские-оперские притухали там, где общаковые порядки были, и красных зон и тюрем, в том числе женских, мало было. А сейчас понятия сведены во многом на нет, и нам, нынешним политзекам, от погон придется го-ораздо хуже, чем диссидам от воров было. Так я понимаю. Еще я понимаю, что удобно делать вид, будто нас, политзеков, не существует. Впрочем, не только анархи, а почти каждая левацкая тусовочка кинет камень в наш огород. Одни — за то, что Танька — сталинистка, другие — за то, что Романова, Бирюков и Соколов — еще кто-то... Удобно поливать нас ушатами дерьма, а о тех, кто поддерживает нас, разносить сплетни и все такое. Да, принимайте нас такими, какие мы есть. Но сколько б в нас ни плевали, это плевки против ветра, потому что, как ни крути, ни верти, а мы честь и совесть всей той попени, которая — одна — называет себя политической партией, другая — радикальной организацией, третья — крутой тусовкой... Но сильные мира сего, все эти бэшно-мусорские марионетки власти, боятся именно нас, прессуют нас, давят, ломают и ненавидят. Пусть 90 % тех, кто, надеюсь, прочтет эти сроки, зло усмехнутся, мы, политзеки, есть друг у друга, вот что самое главное. В этом наша правда, наша вера, наша сила.
Мы неудобные, смешные, слабые, непоследовательные, неорганизованные, но мы жизнь, свободу, благополучие отдали за революцию, вашу и нашу свободу. Сейчас я вижу, что мама Игоря Губкина написала мне — прямо в яблочко: "Наш народ достоин того положения, в котором он размазывает сопли и поднимает руку на выборах". Не обижайтесь, ребята и девчата, поковыряйте свою совесть в голове, груди и пятках, и поймете, что нехорошая Романова ясность навела полную.
[guestbook _new_gstb]
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 22 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Владимир Голышев “СУРОВО И БОЛЕЗНЕННО...” (Некоторые особенности Израильского “правосудия”)
"Есть особая опасность в идеологических мотивах преступлений, так как они угрожают самим демократическим устоям общества...
Все утверждения подсудимого, что он законопослушный гражданин, следует считать лишь маскировкой. Когда он призывал своих сторонников неуклонно следовать законам, то на самом деле имел в виду, что делать все надо втихаря и не попадаться...
Подсудимый — образованный человек, отличается высоким уровнем интеллигентности, является кормильцем своей семьи и прилежен в работе. Однако обычно именно такие люди совершают идеологические преступления. Если мы будем считаться с подобными обстоятельствами, то отдадим нашу демократию на растерзание хулиганам, поэтому суд должен карать особенно сурово и болезненно преступников такого сорта..."
Это — не цитата из романа об "ужасах тоталитаризма", а выдержки из официального решения суда по делу израильского журналиста Авигдора Эскина ("Завтра" уже писала о нем в №3(372) за 2001 г.) — яркая иллюстрация того, что можно назвать "израильским либеральным правосудием".