Газета Завтра 383 (14 2001)
Шрифт:
[guestbook _new_gstb]
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 18 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
Напишите
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Евгений Нефёдов ГОСТЯМ НЕЗВАНЫМ
Empty data received from address [].
Андрей Фефелов ТОСКА ПО СТИЛЮ
ДЕВЯТЬ ЛЕТ НАЗАД в Москве и Ленинграде стали появляться творения "новой архитектуры". Отличительной особенностью означенных сооружений было то, что они резко дистанцировались от позднесоветских образцов и представляли из себя достаточно топорное, но претенциозное выражение некоего, пока смутного, идеала наступившей буржуазной эпохи.
Неожиданно навалившаяся на архитектора свобода в решении конструктивных и художественных задач, а также суровая необходимость угождать причудливым фантазиям экономного заказчика, привели к рождению курьезной архитектуры, которую принято называть "ларечной" (из-за обилия и нагромождения случайных застекленных элементов). Эти остроугольные, ломаные конструкции из алюминия и тонированного стекла лепились кое-как к фасадам сооружения и проклевывались в виде пресловутых остроугольных башенок.
Увлечение башенками вскоре приобрело характер форменной эпидемии. Вплоть до того, что архитектуру стали делить на "башенную" и "безбашенную". В среде профессионалов башенка стала признаком дурного тона, что нисколько не мешало повсеместному внедрению в жизнь этой таинственной и неразгаданной детали композиции очередного свежевыстроенного здания. Омерзительные в своей бесполезности, трогательные в своей эфемерности башенки стали приметой архитектуры середины 90-х годов.
Архитектура — самый публичный вид искусств — всегда являлась заложницей (если не сказать наложницей) идеологии. Такт, ритм, дух и запах той или иной эпохи явлены в постройках и произведениях зодчества. Каскады строений исторического центра Москвы или Парижа представляют собой напластования, которые суть застывшие ряби от великих порывов ветра истории.
Подчеркивая неслучайность архитектурных форм, их связь, может быть, с коллективным бессознательным, а скорее всего, с магистральными тенденциями в общественной жизни, последний раз обратим внимание на ставшие притчей во языцех, укоренившиеся в новой архитектуре т.н. башенки.
Иные видели в башенках проявление автохтонного сексуального инстинкта, сравнивая их с ирландскими менгирами. Оккультно-религиозная версия появления подобной архитектуры в новой России связана с повсеместным распространением башенок именно пирамидальной формы (к тому же, порой ориентированных именно так, как пирамиды в Египте).
Остроумные предположения по поводу происхождения башенки лежат в социально-психологической плоскости. В башенке можно без труда увидеть "башню из слоновой кости", символ добровольной изоляции и гордого одиночества новых хозяев жизни. Феодальный стиль явлен в эстетике грузных вилл ближнего Подмосковья, которые напоминают средневековые замки с линиями узких бойниц, появившихся вместо традиционных дачных террас и просторных окон (кстати, при ближайшем рассмотрении ярко выраженный фортификационный характер носят "веселенькие" новоделы Манежной площади). Однако самая идеологизированная гипотеза связывает башенки с коммуно-имперским наследием Москвы (социальный заказ главнокомандующего на шпили и башни существует до сих пор, но реализуется в уродливых условиях незрелой российской демократии).
Так или иначе, политическая, идеологическая, психологическая составляющие "башенной" тенденции в архитектуре указывают на возможность рождения чего-то нового, ибо за ней стоит значительная волевая функция и явный военно-политический вызов. Говорить о зародышах имперского стиля пока преждевременно. Но именно амбициозность нового класса является залогом постсоветского этапа национального строительства. Амбициозность также есть первейший признак и тайный двигатель новой архитектуры. Последняя, на сегодняшний день, пройдя определенный путь от примитивных и маргинальных форм, выходит на магистральные пути дальнейшего развития.
Эволюция не только в отказе конкретных архитекторов от простейших решений (типа башенок), но прежде всего в создании новых архитектурных школ, которые формируются на базе проектных мастерских.
Произведения современного российского зодчества больше не напоминают дико разросшиеся коммерческие ларьки или мукомольные заводы (взятые с окраины Детройта и посаженные прямо в центр древней столицы России). Фантасмогоричность и отвязанность, характерные черты архитектуры середины 90-х постепенно претворяются в элегантную оригинальность. Предоставленная архитектору свобода служит делу становления столь же амбициозного, но уже весьма выверенного, обусловленного развитием той или иной архитектурной школы направления.
Чудовищно эклектичные формы особнячков, построенных в районе Арбата в начале 90-х, эти архитектурные химеры ушли в прошлое. Наступило время высококачественной и лишенной постсоветских комплексов архитектуры.
Спекулятивная задача сохранения "исторической застройки" путем "обволакивания" подновленного фасада застекленными конструкциями уже не считается архитектурным достижением, сопрягающим "старину" и "современность", но досадным недоразумением, требующим крайне выверенного подхода (московская проектная фирма "ABD" научилась корректно справляться с подобным задачами).