Газета Завтра 419 (50 2001)

Завтра Газета Газета

Вещие слова, отчеканенные на победной медали национального Учителя Петра, стоят того, чтобы их привести полностью: "Конец сей войне таким миром получен ничем иным токмо флотом, ибо землею никаким образом достигнуть было того невозможно".

Ни один историк верно не осмыслил до сего дня, почему Петр I после поездки в Европу перенес основное направление удара с Черноморского театра на Балтику. Инстинктом величайшего государственного мужа, а в этом качестве на Земле ему не было равных, он осознал, что Россия может всем напряжением сил возвыситься только при его жизни. Для этого он, Царь, должен выбрать сильнейшего из возможных соперников, как это делала уже двести лет до него Великобритания. Черчилль говорил, что Англия выбирает

уже 400 лет сильнейшего в мире соперника и усилием воли всех сословий побеждает его и тем утверждает себя первой державой, как бы проведя нацию через жесточайший отбор. Петр понял, что если он будет возиться в начале пути с азиатской лоскутной османской ордой, которую будут подзуживать и снабжать недруги, он может упустить исторический для Дома Троицы шанс. Кстати, первый кафедральный собор Петр I воздвиг во имя Живоначальной Троицы, как и в день Троицы основал Петербург, положив в основание града Святого Петра мощи Андрея Первозванного. И на Троицкой площади в честь окончания Северной войны перед храмом Троицы Сенат провозгласил его "Императором, Великим и Отцом Отечества". И именно Троице-Сергиева Лавра укрывала юного Петра и спасла жизнь Царю во время кровавых стрелецких бунтов.

И Помазанник-бомбардир выбрал сильнейшего из соседей. Швеция располагала 60 линейными кораблями и фрегатами и 800 торговыми судами, а армию ее выпестовал еще великий Густав-Адольф.

Ко времени Петра I на Руси, по сути, не было ни одного подданного (не считая дипломатов), который видел бы своими глазами военный флот. К концу же царствования Императора-адмирала Святая Русь приобрела, наконец, заповеданный ей Святой Троицей образ Морской Руси: на Балтике реяли 48 вымпелов линейных кораблей и 800 галер.

Нет никаких сомнений: если бы не смерть, Петр Великий, наш Отец, следующим ударом вернул бы Царьград и открыл Босфор. Эта задача была по силам и Анне Иоановне, и дочери его Елизавете Петровне, а тем более Екатерине II. Последняя обязана была довершить дело Петра, но не сделала этого. Величайший из государственных мужей Алексей Орлов-Чесменский отказался от службы, когда императрица запретила ему одним ударом взять Константинополь. Светлейшего Потемкина срезали на финише замыслов. А после Потемкина дух решимости начал угасать в русском обществе и усиливался атеизм. Еще сто лет крались к Царьграду через Балканы и Малую Азию, осыпая себя звездами после побед над Оттоманской Портой, избивая "больного человека Европы".

По неписанным нормам британского флота за победу над слабейшим противником начальникам никакие награды не полагаются.

Этого же фундаментального военно-государственного принципа придерживался и Карл фон Клаузевиц. Когда общество воспринимает как первоклассного полководца Скобелева, не проведшего в жизни ни одного боя с равным противником, значит, общество заблудилось и больно, и годы его сочтены. Это, разумеется, не имеет никакого отношения к дарованиям и личной отваге Скобелева. Но война даже с храбрыми "халатниками" не возвышает общество. Мы два столетия (не считая войн с Фридрихом и Наполеоном) барахтались с самым слабым и отсталым в Европе государством — Оттоманской Портой. Потому после разрушения армии либерально-прекраснодушным Милютиным поставили в японской войне во главе флота ученого адмирала Макарова, не выигравшего ни одного морского сражения. И потому же, когда государство приходит в состояние окончательного упадка, против одного бандита и бывшего комсорга Радуева ставят не умного подполковника из истребительного спецназа, а гонят бестолково топтаться и приплясывать сразу трех министров-силовиков великой державы, а когда же арестуют, наконец, безнадежного инвалида Радуева, то верные церебрально-вороватой демократии посылают судить его самого Генерального прокурора. Такова расплата за 200-летнюю кровавую и бездарную возню с османами и среднеазиатскими "скопищами" при утрате петровской державно-флотской поступи. Чем больше Россия воевала с Турцией, тем слабее становилась.

Константинополь стал вечным позором русской армии, сбившейся с петровского

пути, "ибо землею никаким образом достигнуть того было невозможно".

Если бы "орлы" Екатерины выполнили свой священный долг и вернули православию Босфор, никогда Наполеон не рискнул бы двинуться на Москву, ибо немедленно получил бы удар в тыл в районе Марселя. Русский Босфор делал Россию совершенно неуязвимой с юга, и судьба ее была бы иной.

Император Николай II был отстранен от власти за месяц до штурма Босфора. Для этой именно цели Царь назначил на Черноморский флот адмирала Колчака, а командиром усиленной десантной Черноморской дивизии поставил самого талантливого русского боевого генерала и военного мыслителя Александра Свечина.

Теперь Босфор неактуален. Судьбы России — в Сибири и на Тихом океане.

Россия свое новое бытие начала с абордажного боя Петра I в устье Невы. Царь тогда выбил медаль, начертав на ней способ исполнения стратегической национальной идеи со словами дерзновенной веры в чудо и Божье Благоволение к Святой Руси:

"Небываемое — бывает!"

Петр I не чеканил слов без глубочайшего смысла.

Разрушение государства не могло не начаться после провозглашения провинциалом-ставропольцем Горбачевым в противовес дерзновенной формуле Петра I, призывавшей к отбору и риску, любимого принципа всех политических евнухов — "политика есть искусство возможного".

Могли ли хоть на один день оказаться у власти после Сталина такие марионетки Аппарата, как Хрущев, Горбачев и Ельцин, проходи они экзамен суровой формулой Петра "Токмо флотом"? Можете ли вы представить себе хотя бы одного члена правительства, депутата, словоблуда-политолога или телеобозревателя, способного озвучить океаническую судьбу России? Вот почему страна, выходящая к трем океанам и тринадцати морям, препирается бездарно и безвольно с ворующими газ нищими самостийниками, выходящими к одному морю, закупоренному к тому же чалмой.

Мы обязаны безотлагательно, к 300-летию Петербурга — "самого мистического города в мире" (Достоевский), основанного Святым исапостолом Петром Отцом нашим, заново осмыслить пройденный путь и написать новую историю Вооруженных Сил, где "победы" над "больным человеком Европы" займут подобающее им место; создать стратегию, опирающуюся на Сибирь, Северный морской путь и океаны, перестав обкрадывать формулу Ломоносова. Он не мог ограничиться только словами "Могущество России прирастать будет Сибирью" и забыть о море, как наше сухопутное Министерство обороны. Для Ломоносова-помора Северный морской путь был главнейшей жизненной идеей, "с детства взлелеянной". Именно он организовал экспедицию на север адмирала Чичагова. Потому формула Ломоносова, боготворившего Петра, и звучит: "Могущество России прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет крайних пределов Америки".

Эти стратегические задачи могла бы взять на себя Академия Генерального штаба — главная цитадель полководческого духа.

СЕВМОРПУТЬ — СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ДОРОГА И ГЛАВНОЕ БОГАТСТВО РОССИИ, к освоению и эксплуатации которого не должны быть допущены ни одно иностранное государство или чужая компания. Севморпуть — это золотовалютная дорога по нашим внутренним морям и шельфу, и она должна быть недоступна чужаку, как и ракетная шахта.

Ломоносов в юности мечтал уехать монахом в Сибирь миссионерствовать. Он знал, как и Петр, что немиссионерствующая церковь безблагодатна и мертва. В этом случае ее клирики способны только стенать о засилье сектантов, призывая на помощь репрессивные органы государства.

Сибирь — это русская мечта о воле и святости, это Беловодье и заснеженная тишина.

Сибирь основала, по преданиям, святая дружина Ермака, с которой "солнце евангельское землю сибирскую осия".