Газета Завтра 434 (12 2002)

Завтра Газета Газета

СКЛАДЫ — ЦИКЛОПИЧЕСКОЕ СООРУЖЕНИЕ, похожее на завод железобетонных изделий. С высоким сводом, который теряется вверху, с десятком залов, в каждом из которых можно легко разместить самолет-аэробус. Но вместо самолетов здесь лекарства.

Московский мегаполис постоянно нуждается в лекарствах. Полтора десятка миллионов человек, живущих в неблагоприятных экологических и психологических условиях, обречены на стрессы и болезни. Здесь одновременно испытывают серьезные проблемы со здоровьем не меньше двух миллионов человек. А абсолютно здоровых людей и вовсе нет. Врач выписывает больному рецепт, аптека заказывает нужные лекарства на складе. Миллионы болевых сигналов стекаются сюда, в эти залы.

У двери аптеки,

угнездившейся в первом этаже длиннющего девятиэтажного дома, прозванного местными жителями "крейсером", кучкуется группа стариков. К девяти утра здесь уже человек тридцать-сорок серых и черных, как голуби, бабушек в платках и дедушек в черных шапках-ушанках. Сотрудники аптеки аккуратно и вежливо протискиваются через пенсионеров в дверь под равносторонним зеленым крестом. Очередь и злит, и раздражает, и трогает за душу женщин, переодевающихся в белые халаты. Уже через полчаса после открытия в аптеке станет свободно, и можно будет купить все те же лекарства без очереди. Стоять заранее ни к чему, но стариков уже не переделать. Стариков не выбирают.

Очередь у железной аптечной двери — не просто молчаливое стояние. Здесь своеобразный клуб. Обсуждают дороговизну лекарств, иуду-президента, позор на Олимпиаде. Смысл и цена лекарств не понятны нам, пока не стукнут свои предельные годы, когда начнет болеть почти все. Тогда рецепты вдруг вырастают в длинные столбики, и расходы по рецептам начинают равняться с расходами за квартиру, свет, телефон. Потом они перерастают расходы на продукты. Ежедневно из карманов стариков вылетают деньги в громадную трубу фармацевтической мировой индустрии. И ничего в корне не решают. Болезни не отступают, смерть не отменяется.

В аптеке есть список лекарств, подлежащих бесплатному распространению среди пенсионеров. Но туда внесены самые примитивные препараты, вроде аллахола — те, которые за деньги все равно никто не купит.

За стеклом витрины — роскошь дорогих препаратов, ярких упаковок. В окошке — лицо продавщицы. По идее, торговать лекарствами должен фармацевт. Но часто за прилавком оказывается студентка-стажерка или вообще вольнонаемная женщина неизвестно откуда. Фармацевты в государственную аптеку за бюджетные деньги не идут. В советской школе гордились своими фармацевтами. Те могли, подняв с пола просыпавшуюся таблетку, без упаковки и накладных, по одному внешнему виду, определить название препарата, место его производства.

Провизор — человек, на котором раньше вообще держалась аптека, сейчас — исчезающий вид. Заниматься искусством, а изготовление лекарств по индивидуальным рецептам — несомненное искусство, за две тысячи рублей в месяц невозможно. Коммерческие аптеки покупают готовые, хоть и не всегда точно подходящие больным, лекарства. Кассир — женщина без медицинского образования. Только заведующий аптекой — серьезный человек с высшим образованием. Именно от него зависит ассортимент лекарств и отчасти их стоимость для населения. Аптеки получают в свою казну до четверти цены препаратов.

Шесть утра. В помещениях склада идет сборка заказов. Большинство сотрудников склада — на сдельной зарплате, получают за каждый собранный заказ. Распечатки заказов со всех аптек Москвы кладут в железные корыта-тележки, которые укреплены на конвейере. Импортный конвейер — длинная черная резиновая полоса, которую тянут скрытые под полом мощные моторы, как в метро. Конвейер — ломаная линия, на каждом изгибе которой мотор и механизмы чуть взвывают.

Конвейер тянет тележки с заказами в соседний зал. Там их встречают комплектовщики. Зал комплектовщиков больше всего похож на громадную библиотеку. За каждым из них стоят рядами стеллажи с разными препаратами. За каждым комплектовщиком — лекарства и препараты определенного типа. Труд комплектовщика — каторжный. Пересчитать тысячу или полторы таблеток сложно. Обычно блистеры насчитывают десять таблеток, тогда их проще считать. Такие

блистеры приняты в Европе и Америке. Много проблем от "самостийной" Украины, которая додумалась лепить по восемь таблеток в блистер. Чтоб насчитать десять тысяч таблеток по восемь, надо хорошенько напрячься. Комплектовщики — самые замороченные на складе люди, у них вечно гудит голова от пересчета препаратов. Считать надо точно, а не на глаз. Закинуть в тележку ровно пятьсот блистеров любимого в Москве цитрамона, две тысячи пузырьков йода. Стоит сбиться — и придется все считать по-новой.

У комплектовщиков, снаряжающих большинство тележек,— только обычные лекарства. В другом зале снаряжают тележки с препаратами особо дорогими либо опасными. Здесь виагра и разные глобулины, здесь психотропные вещества и наркотики. Все они записаны в особую тетрадь, их сдают, пересчитывая поштучно, от смены к смене, в присутствии контролеров. Как в ювелирном магазине, все на учете: каждая баночка — как автомат в оружейной комнате. Здесь же хранятся и особо объемные вещи: рулоны ваты и бинтов, уходящие к самой крыше залежи памперсов. Рядом с памперсами — стеллажи прокладок, зубные пасты и щетки. Тут же складируется и все "вкусненькое": горы витаминов, сладких и кислых,— для тех, кто хочет и может поддержать здоровье своего организма еще до болезни.

Персонал сюда, в кладовую, подбирается особо тщательно. Трудно помешать рабочему вскрыть упаковку, проглотить пару пилюль и выбросить испорченный блистер как брак. Часто "приходит в негодность" лечебный настой на боярышнике — в нем семьдесят градусов. Поэтому тюнсы и колдрексы хранят в кладовой, хотя местные женщины-кладовщицы тоже быстро поедают все витамины. Особенно любят ампулы с экстрактом ананаса — для похудания.

Процесс наполнения тележек всем, что написано в заказах, идет одновременно в зале комплектовщиков и в кладовой. Все в итоге отправляется в отдел сертификации. Сотрудник, нависнув над тележкой, дает в сопровождение каждому виду лекарств сертификат соответствия. Без такого сертификата ни одна аптека не имеет права принять и перепродать ни один препарат. Рядом с сертификатором стоит контролер. Считает все в тележке. Бывает, что по ошибке комплектовщиков отправляют аптекам больше, чем те заказали и заплатили. Контролер, пересчитав все, ставит штамп. Все пакуют в фирменные упаковки, лепят бэйджики.

В компьютерах склада — порядка ста пятидесяти тысяч наименований разных препаратов, которые поставляются через него в Москву. Список периодически изменяется. Бывает, вносят новые препараты, бывает, запрещают к употреблению те, которыми уже давно пользуются. Иногда в США и Европе возникают громкие скандалы из-за лекарств. Со скандалом запрещают к распространению продукцию даже самых "крутых" фирм, если суды доказывают, что эти препараты вредны для здоровья. В России же, где люди мрут как мухи, часто по неясным причинам, а технологии производства лекарств упали до "сказочных уровней" и не идут ни в какое сравнение с американским,— тишь да благодать. Никаких скандалов. Производство и сбыт лекарств — слишком серьезный бизнес. Как ни крути, а страх перед болезнями и смертью — стимул куда мощнее, чем любая реклама. Он заставляет людей беспрекословно расставаться с их деньгами.

В народе постоянно бродят слухи о массовых отравлениях таблетками, о "левых" препаратах, особенно дорогих. "Пиратскими" бывают не только диски или кассеты, но и лекарства. Говорят, чаще всего "пиратством" занимаются те же фармацевтические фирмы, которые, чтобы срубить максимальные доходы, пускают из-под полы таблетки, сделанные по упрощенной схеме, без всего комплекса мер контроля. Часто какие-нибудь дешевые индийские препараты перепаковывают в европейские обертки и пытаются "толкнуть" втридорога. Доходы от "левых" лекарств выше доходов от "паленых" сигарет и водки.