Газета Завтра 434 (12 2002)
Шрифт:
Через несколько минут эту премию вручили. Через пару дней я передал деньги Лимонову. Поступи я по-другому, мне было бы стыдно и обидно перед собой. Кто бы я был? Очередной "молодой писатель"… Очередной лауреат…
Когда я сказал о Лимонове, нечто розовое на миг прихлынуло к лицам публики, некая сублимация конфуза. Я понял это смущение. Мне понятно, чем может быть неприятен Лимонов, и сам я не лимоновец. Но мне очевидно одно: Лимонов не должен сидеть в тюрьме. Тем более — за что? В чем его вина?
Его вина, и беда, и судьба — дикий романтизм. Все те же порывы, что были свойственны лирическому герою его первого романа. Наивная попытка создать свою республику "Лимонию" на севере Казахстана. Туманная бессмысленная история. Система непреклонна, ее не интересует сложность личности, творческие особенности. Система сухим страшным языком инкриминирует Э.Л. "терроризм", "подготовку свержения", свиньи системы готовы пожрать того самого Эдичку, который, скинув рубашку, шагает сквозь свое одинокое солнечное утро… В качестве основной улики представлены тексты самого писателя! Система поступает ЖИВОТНО. Животное заглотнуло Лимонова, и только вязко вильнуло горлом. И он теперь в холодном
Послушайте, но Лимонов никого не убил, не украл лимон долларов. Казнокрады катаются как сыр в масле, уголовные авторитеты вальяжно позевывают в коридорах власти. На них управы нет, для них открыты все дороги, расстелены ковровые дорожки… В России десятки тысяч были отстреляны киллерами — власть безмятежна. У нас второе место после ЮАР вообще по числу убийств — власть ухом не ведет. Россию захлестнула петля героина — но власть бессильна. Власть нашла в себе силы лишь на арест Поэта.
У вас есть чувство времени, читатель? Мы современники СИДЯЩЕГО Лимонова. Это история литературы… Потом, через десять лет, через полвека это останется: БЫЛО ВРЕМЯ, КОГДА… Когда расстреляли Гумилева, когда травили Пастернака, когда сидел Лимонов.
Он приехал к нам под приветствия и откупоривание бутылок шампанского, но, конечно, быстро настроил всех против себя. И вот он посажен, и многие довольны. Власть выставила Лимонова вон с Родины за границу. И он вернулся на Родину… чтобы сесть в тюрьму? Увы, литературная публика в основном отмалчивается. Я чувствую за этим молчанием тайное злорадство, едкое ехидство: "Доигрался!", "Думал, не тронут… пусть сидит…" Но творческие люди — это же не злые базарные бабы и вообще не тусовка. Надо помнить о высоких понятиях. И я не мог поступить иначе.
Сергей ШАРГУНОВ
ОТПУСКНОЙ ДНЕВНИК
Сергей Есин
18 марта 2002 5 0
12(435)
Date: 19-03-2002
Author: Сергей Есин
ОТПУСКНОЙ ДНЕВНИК
18 января, пятница, 11-й день отпуска. С утра у меня в плане три дела: сходить к врачу, В.С. уже устала меня к нему записывать, съездить на работу, чтобы посмотреть список коммерческих жильцов и определиться с приказом об их оплате на этот год, и утром, к 12 съездить на Пречистенку, к 10 на собрание по случаю годовщины нападения американцев на Ирак. "По случаю 11-й годовщины бессмертной "Матери битв" и нападения на страну коалиции тридцати держав" — это официальная формулировка. Позвонил накануне Сережа Журавлев и сказал, что мне, как члену правления Общества дружбы, надо бы на это собрание прийти, застращал тем, что будет Сажи Умалатова, генерал Валентин Варенников и Саша Проханов. Сережа в обществе один из главных, с ним я ездил в Ирак несколько лет назад, и он отец нашего платного студента Вани Журавлева. Ваня учится плоховато, но играет за институтскую футбольную команду; дружу с обоими. Честно говоря, я подумывал: стоит ли идти, не лучше ли поработать дома, но очень часто не дневник идет за мной, а я за возможностями что-то интересное вложить в дневник. Сложное чувство повело и соблазнило меня. Я на взлет прикинул, что Пречистенка, 10 — это или Дом ученых, или музей А.С. Пушкина, но в обоих случаях ошибся. Какие же еще могут на этой стороне улицы быть общественные здания? Так ошибся, что даже машину поставил возле музея в Хрущевском переулке. В самом музее, на входе, в новой его части, где пару лет назад торговая палата принимала английского принца, и где я так славно вместе с Н.Л. Дементьевой закусывал, швейцар, похожий на члена палаты лордов, несколько брезгливо мне разъяснил, что сегодня у них в музее никакого иракского мероприятия не предвидится и, вообще, дескать, подобные мероприятия у них в меню и не бывают. У вас, дураков, — Ирак, а у нас — все интеллигентно. Десятый дом по Пречистенке оказался милым особняком, он рядом с музеем Пушкина, и на этом особнячке я уже давно приметил мемориальную доску. Здесь во время войны размещался еврейский антифашистский кабинет, члены которого в 1952-м году пали жертвами сталинского террора. Здесь же еще было две вывески — Общества дружбы со странами Африки и Юго-Восточной Азии, за точность всего здесь изложенного не ручаюсь, по памяти. Вот уж не думал, что мне доведется попасть в этот особняк. Наконец подъехал Сережа Журавлев, и мы вошли. Я определенно всегда найду именно то, что мне надо. Не успели мы с Сережей раздеться, а я уже разговаривал с каким-то человеком моего возраста — то ли швейцаром, то ли хозяйственником, а возможно и каким-то начальником ныне или ранее всех этих комитетов. Есть такая порода доброжелательных и разговорчивых людей, которые с удовольствием расскажут о всем, что знают, в этом они видят долг какого-то своего общественного служения. Оказалось, что этот особняк, который я помню лет 60 и которым я лет 50 интересуюсь, потому что до 45-го года жил на этой улице и учился в школе, которая находилась вблизи, интересуюсь еще и потому, что на доме все время, сменяя одна другую, красуются разные вывески — я, например, помню, что здесь был и какой-то шахматный комитет, и комитет сторонников мира, — так вот, дом принадлежал знаменитому декабристу Михаилу Орлову. Еще маленьким, повторяю, я ведь жил на этой улице, когда она еще называлась Кропоткинской, еще крохой, я уже тогда никак не мог понять, как из ничего что-то получается. Как возникают эти комитеты? Как собираются и кучкуются в них люди? Кто дает им эти особняки и зарплаты, потому что без зарплаты жить нельзя? При знакомом имени Михаила Орлова я сразу подумал, что роскошная лестница из чугуна и мрамора слышала шаги Чаадаева и Пушкина. Воистину, все здесь рядом, в десяти минутах хода дом Павла Воиновича Нащекина, любимого друга Пушкина, за домом самого Орлова расположен Чертольский переулок, а значит, район, где селились опричники. Малюта Скуратов где-то здесь неподалеку был похоронен, недавно, будто бы, в районе Храма Христа Спасителя нашли древнюю плиту с его могилы. А знаменитая лестница из мрамора
Само собрание состоялось в мраморном зале на втором этаже и заняло только час. В зале, который Общество одолжило на время посольству, висело четыре портрета Хусейна. В президиуме сидела Сажи Умалатова. Я с ней встретился позже, когда она уходила, и так и не определил, из норки ли у нее шуба. В своем выступлении она вспомнила Горбачева и о том, как сказала ему о наших обязательствах перед Ираком. 16 января, в 16 часов 35 минут на каком-то приеме. Дата была произнесена. Горбачев будто бы сказал "Американцы победили, Саддам разбит". Это после войны с Кувейтом. Вот тогда-то Умалатова и напомнила первому президенту СССР об обязательствах нашей страны. Дальше в выступлении Умалатовой была такая сентенция: "Где теперь Горбачев, а вот Саддам Хусейн — он правит и ведет свой народ, окруженный народной любовью".
В выступлении посла Ирака, перевод которого раздали, есть такие цифры: "…общий бомбовой груз, сброшенный на Ирак только за 43 дня агрессии, аналогичен 141 961 тонне взрывчатки, что равно 7 атомным бомбам типа сброшенной американцами на Хиросиму". Речь и атмосфера моего детства. Потом выступил посол Палестины. Он говорил о двух стандартах ООН, о тех резолюциях Совета Безопасности, которые выполняются, когда надо притеснить Палестину, и которые не выполняются, когда Израиль должен уйти с оккупированных территорий. Это тоже из решений ООН. Оглядываясь на большое число присутствующих людей из других посольств, моих соотечественников, иракцев, прижившихся в Москве, я подумал, что многим из них не очень много дела до Ирака, но все пришли, потому что возмущены поведением Америки и Израиля.
19 января, суббота, 12-й день отпуска. Утром уехал на дачу. Несмотря на свою "Ниву", к участку не пробился, машину оставил возле дома сторожа и по снежной целине тащил сумки с едой. Долли лениво скакала по снежной целине. Одно утешно: удивительная тишина, отсутствие телевизора и белый, незамутненный, провинциальный снег. Отчетливо чувствуется, что промышленность не работает. Кстати, здесь неподалеку под Малоярославцем находятся какие-то предприятия, в которых что-то и, видимо, немалое, принадлежит сыну Черномырдина. С чувством глубокого удовлетворения услышал недавно в одной из передач по телевидению упоминание его и дочери другого магната Рема Вяхирева в связи с очередными нефтяными скандалами. Радостно, что этих присвояльщиков наконец-то выводят на чистую воду. По крайней мере они живут в атмосфере тревоги. Удобную нашли форму — через детей, через наследников. Они будут лежать в сандаловых гробах, в мраморных саркофагах, а наследники — вершить нищую жизнь народа. Они стали богатыми и еще желают носить, как знамя, хорошую репутацию. Нынешнему поколению богатых людей общество вправе отказать в звании порядочных. Богатство можно было составить только путем махинаций и присвоения общенародной собственности. В лучшем случае лишь ко временам внуков что-либо забудется в наше памятливое время. Когда я читал о временах, последовавших после Французской революции у Бальзака, я удивлялся этому бесстыдству присвоения и полагал, что ни в какое другое время подобное повториться не может. Неужели общество ничему не может научиться?
На даче принялся читать вторую часть десятого номера "Нового мира". Все же лучший и самый современный раздел здесь не художественный, а который непосредственно ведет сам главный редактор А.В. Василевский, — критика и библиография. Вместе с А.В. солирует здесь и мой знакомец Серг. Костырко. Редакция мастерски показывает не только общие абрисы нашей книжной и литературной жизни, но и выдает очень точные "кусочки". Дело уже каждого над этими кусочками поразмышлять или пройти, а незримый комментарий витает над всем этим разделом. Выписываю две цитаты.
Из только что опубликованных дневников Аркадия Первенцева. Говорят, покойный мой какой-то родственник. Стр. 234. "Я думаю, что именно в это время в народе появилось исчезнувшее после революции чувство антисемитизма: большинство этих директоров и начальников в предвоенное время были евреями". Тогда-то, видимо, что-то на свой кавказский ус намотал и Сталин.
Вторая цитата связана с нашим преподавателем и студенческим любимцем Сергеем Федякиным. Он пишет книгу о Рахманинове и, видимо, начал печатать из нее отрывки. Я не могу понять, печатая цитату "Н.М." ухмыляется над автором или я что-то недопонимаю?