Газета Завтра 44 (1041 2013)
Шрифт:
Все они ужасно мало могут и ужасно много жаждут, и вот по всем углам земли русской, везде и всюду тысячи людей, решительно обиженных своим положением, неуменьем взяться, невозможностью рассчитывать на помощь, видящих спасение в случайном заполучении куша, который один только и может их выручить из беды".
"Мы чувствуем и видим, что есть в человеке какой-то предел, после которого этот же человек может превратиться бог знает во что, из доброго сделаться злым, из великодушного - жадным и алчным, из мирского - сущим врагом мира, разорителем его и предателем, и из человека внимательного
"Но теперь "ордюр" царит: и аппетит к нему развит более, чем к чему-нибудь другому, и негодование он возбуждает более, чем какое-нибудь другое явление русской жизни".
Мама Г.И.Успенского родила семнадцать детей. Глеба - первым. Выжили восемь, открыв счет смертям в жизни писателя.
Отец умер, когда Успенскому не исполнилось 21 года - в тот момент у молодого человека не было никаких заработков и должности.
Он не смог содержать семью своего отца, а в будущем - свою семью. Редкие просветления бытовых условий жизни, связанные с признанием, с успешной работой в "Отечественных записках", с покровительством таких разных Н.А. Некрасова, И.С.Тургенева. В остальное время - долги и нужда.
Кредитная яма порою столь глубока, что проводились судебные преследования. Несколько раз Успенского устраивали на службу, но он всякий раз сбегал. Последний раз, с железной дороги: "все, там служащие, знают, что они делают разбойничье дело, но все знают, чем оправдать свое положение подлецкая механика дела".
До появления первенца Саши в семье Успенских дважды рождались мертвые дети.
Многие знакомые, друзья, единомышленники писателя трагически погибли или умерли от болезней и пьянства.
Причин для душевных мук более чем достаточно, даже если не считать "психозы, вызванные непрестанными думами о голодающих крестьянах, тысячами бродящих по ледяным дорогам в поисках милостыни" (так сказано в одной из биографий писателя).
Исследователи жизни Успенского могут указать еще массу причин психического расстройства - от наследственности до геморроидальных кровотечений, измучивших писателя.
Они будут по-своему и отчасти правы.
Однако последними соломинками, ломающими хребет великим русским писателям, не могут стать думы: голодающие крестьяне, долговые обязательства и геморрой.
Русские писатели сходят с ума от невысказанного.
Страх, преследовавший Успенского в 70-80-х годах, это страх "перестать работать", не найти новой темы, ограничиться набросками, очерками, не раскрывающими в полной мере того, что происходит вокруг, не начать "новую большую вещь".
Г.И.Успенский хотел лечить словом.
Многие его очерки - это рецепты руководства к действию.
Например, "нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов".
Он выписывал рецепты, указывая пилюли, которые следует принимать, чтобы исцелиться.
Но когда его мысли
Бессилие - одна из причин, почему Успенский совершает ужасное путешествие по другую сторону себя.
Во время непродолжительных просветлений он многократно повторяет о своем читателе, который должен увидеть, понять и что-то предотвратить: "Кто он? кто он!? кто он?! Нужно ли ему это?!".
Чуть поправившись, Успенский начинает отправлять письма жене с заклинаниями, что будет "писать", чтобы "оправдать надежды на меня как на писателя".
"Я ни на минуту не забываю об этой священной обязанности", - пишет он жене во время последней продолжительной ремиссии летом 1893 года.
Он словно берет жену в свидетели, гарантируя, закрепляя данное себе обещание - создать очередной рецепт, найти еще слова - надеясь, что они будут разборчивы.
Десять лет болезни были ужасны не потому, что Успенский лишился рассудка. Трагедия в том, что он вполне воспринимал действительность, не утратил память. Он осознавал происходящее, разговаривал с родными и знакомыми. И при этом - десятилетнее бессилие добавить хоть что-то к уже сказанному. Успенский закрывает руками лицо и шепчет-шепчет что-то.
Это его обычное состояние все эти годы - он словно вымаливает новые слова.
"Пропал я, погиб, совсем погиб" - слышат иногда окружающие.
Г.И.Успенский горько осознавал утрату слова и поэтому собственную беспомощность и неспособность выполнять долг.
Во время одной из прогулок со своим врачом Синани Успенский стал свидетелем обычного крестьянского невежества и бесчувствия. Доктора позвали к шестилетнему крестьянскому мальчику, который повредил спину, упав со стога сена.
Ребенок лежал больным целый год - в сарае, без особого присмотра, истощенный, в лохмотьях. Это был умирающий маленький скелет без шансов на выздоровление.
Синани с трудом удалось увести писателя. Тот хотел остаться и ухаживать за мальчиком, надеясь на чудо, на свою любовь к умирающему - чтобы любовью компенсировать хоть что-то, что не успел сделать словом.
Утром 27 марта 1902 года петербургский градоначальник генерал Клейгельс, опасаясь беспорядков, направил на Балтийский вокзал полицейский отряд во главе с приставом Пирамидовым, отличившимся по части усмирения бастующих.
Гроб с телом Г.И.Успенского встречала тысячная толпа.
Пристав Пирамидов шел от одной тележки с венками к другой, внимательно читал прощальные надписи и заносил их в записную книжку:
– А, вот тут красная. Отметим! Отлично-с.
Пирамидов - великолепный типаж и фамилия для произведения Успенского, словно вышагнувший оттуда похоронить человека, приложившего так много усилий, чтобы такие типажи оставались только на бумаге.
Пристав Пирамидов стоял в оцеплении и на кладбище, когда гроб молча опускали в яму. Клейгельс запретил надгробные речи. Отдельные предприятия в стране бастовали, их поддерживали питерские студенты.