Газета Завтра 444 (22 2002)
Шрифт:
Спрашивает, больше слушает, делает какие-то пометочки в блокноте. А ситуация постоянно меняется: террористы без конца меняют требования, угрожают расстрелом заложников. Обстановка настолько динамичная, что после каждых переговоров с бандитами — она уже другая. Я чувствую, что на Германа Алексеевича уже давят по связи из Москвы: почему не начинаете операцию?! Действительно, люди томятся, кому-то плохо стало — посиди-ка под прицелом без движения в полном неведении: или тебя сейчас пристрелит террорист, или свои все же выручат. Я имею в виду заложников. Из Москвы ему, мягко говоря, "выражают неудовольствие" затяжкой начала операции по захвату, а он помалкивает, понимая, что рисковать жизнью все же нам, что мы пойдем на штурм и что мы — специалисты своего дела. Молчит и
А.В. Жардецкий.
— Как бывший его начальник я скажу, что Угрюмов отличался от некоторых оперативников-руководителей лаконичностью в отчетах. Другой сделает с гулькин нос, а рапорт пришлет, как роман в стихах. Вспотел — покажись начальству, пока рубаха не высохла. А Герман Алексеевич докладывал в двух-трех словах: такая-то операция проведена успешно, результаты ее такие-то. А за этими словами могло быть все, что угодно: свалка, стрельба, полномасштабный риск. Потом только мы узнавали степень сложности проведенных им операций.
С полномасштабным личным риском Герман Угрюмов впервые столкнулся во время приснопамятных бакинских событий. Когда полыхнул первым Сумгаит, он на другой день был уже там, чтобы лично разобраться в обстановке. Подчиненные ему офицеры продемонстрировали чудеса самообладания.
Я.Я., капитан 1 ранга.
— В Сумгаите погромы начались в семь-восемь часов вечера, а уже в 10 часов часть нашего подразделения прибыла туда. Мы заняли горком партии — нужно было открыть полевой особый отдел в тех условиях. Первая задача — безопасность войск, вторая — докопаться до механизма событий, до причин, выявить инициаторов резни, провокаторов, убийц, мародеров. Когда мы приехали, город уже полыхал. Громили квартиры, поджигали дома, убивали людей, не жалея ни детей, ни женщин, ни стариков. Массовый жестокий психоз. Курсантам военно-морского училища, прибывшим с нами, вначале не разрешили брать с собой оружие, чтоб "не дразнить гусей". Личное оружие было только у особистов. Даже морские офицеры и те — безоружны. У курсантов в руках — черенки от лопат. Таков был приказ из Москвы. Центр квалифицировал кровавые события в Сумгаите как мелкое хулиганство и считал, что само присутствие военных отрезвит разбушевавшуюся толпу. И мы вставали стеной, где это было надо, не подпускали погромщиков к важным объектам.
В Сумгаите я пробыл три недели. Герман Алексеевич приезжал туда, хотя мы постоянно держали его в курсе событий по линии связи. Ему надо было увидеть все своими глазами, чтобы принять точное решение. Февраль-март 1988 года мы работали в экстремальных условиях. Воинской группировкой тогда командовал бывший командующий ЗакВО, а потом министр обороны генерал Игорь Родионов. И что бы о нем ни писали, что бы ни говорили, но я свидетельствую: им было сделано все, чтобы не причинить ущерба населению.
18-19 января 1990 года началась большая заваруха в столице Азербайджана Баку. К этому времени Особый отдел Каспийской флотилии, которым руководил Герман Алексеевич, имел довольно полную информацию о лидерах Народного фронта Азербайджана, об источниках их финансирования, об и кукловодах из-за рубежа, о ближайших их планах. Мы знали, где находятся базы боевиков, фамилии инструкторов, вооружение. Знали, что задача НФА — отколоть Азербайджан от Советского Союза. Все это докладывал "наверх" Герман Алексеевич. Но в руководстве страны не было правильного подхода в оценке грядущих и происходящих событий. Служба госбезопасности — это инструмент государства, его прерогатива — знать и доложить. С этой обязанностью наш Особый отдел, возглавляемый Угрюмовым, вполне справился в тот период. Действуя в рамках законодательства, мы могли обезглавить верхушку НФА, изолировать провокаторов, политизированный криминалитет: задержать, предъявить обвинение, арестовать и довести дело
По свидетельству другого офицера, однажды Герман Алексеевич сорвался и кричал двум чинам из МВД и КГБ, прибывшим на Каспийскую флотилию с проверкой из Москвы.
— Вы что, наших шифровок не читаете?! Выходит, мои парни, рискуя жизнью, работают на "корзину"? Да вы понимаете, что развал страны уже начался? Понимаете, что страну подпалили с юга, а мы этот прогноз давали вам год назад!..
Ему ответили, что Лубянка постоянно держит Горбачева в курсе событий, и доклады по Азербайджану каждое утро кладутся ему на стол.
— Одним из элементов вашей работы было разложение боевиков, чтобы они отказались от своих замыслов. Его мы постоянно использовали. Из числа местного населения было немало трезво мыслящих людей, которые понимали, куда боевики ведут народ и чем это может кончиться. Эти люди вам помогали.
Сразу после начала бакинских событий боевики попытались захватить арсенал, который находился рядом с военно-морским училищем. Мы успели получить упреждающую информацию, что к вам из центра города движутся четыре КамАЗа, заполненные вооруженными людьми. По боевой тревоге подняли училище, всех вооружили, расставили по местам. Уже на подступах к училищу послали вперед помощников из местного населения, чтобы те предупредили боевиков: никто их тут хлебом-солью встречать не собирается, так что лучше не соваться, иначе могут быть большие жертвы. Отрезвляющий фактор.
КамАЗы остановились на подъезде к арсеналу, от них подошла делегация для переговоров. Мы успели связаться с командованием и в считанные минуты обговорили тактику действий. Бородачам с автоматами показали вооруженных людей, которые имели свои сектора стрельбы, постращали. Почувствовали, что у них был расчет на то, что мы будем лишь защищаться словесно, что ли, а стрелять не будем. Поспешили их разочаровать, что нами получен приказ: в случае, если они сунутся к арсеналу, стрелять на поражение.
— Да ты что, командир? Нас тут полторы тысячи и все с оружием.
— Вот и ладно, коль так. Пятьсот уложим сразу, а остальные пусть подумают.
Уехали. Таких попыток было несколько. Казалось бы, в такой обстановке особистам в городе появляться противопоказано. Так оно и есть. Но, тем не менее, работали. Да как красиво! На улицах Баку — стихия полного разгула: шляются вооруженные боевики, жгут костры митингующие толпы. А одному нашему сотруднику, Гребенщикову Валентину Нестеровичу, надо идти на встречу с "источником". Что он делает? Надевает офицерскую форму и спокойно идет на явочную квартиру. Перед домом, куда ему надо зайти, человек 25 вооруженных боевиков. Он так достойно вел себя, что прошел сквозь них — и они его не тронули. Провел встречу и так же спокойно отправился обратно в часть. А взять Ивана Ч-ва, который с группой в сто курсантов держал оборону здания ЦК компартии Азербайджана, имея приказ не стрелять!..
Мы, оперативники, работали в основном ночью. У меня были встречи в городе в 12 ночи, в час, в два... Были такие ситуации, что или наш патруль может тебя пристрелить, или бородача из НФА прирежут. Герман Алексеевич как руководитель мог не ходить на многие операции, а все-таки ходил. Если можно было не отправлять сотрудника — ехал сам. Рисковал сильно! Это был Опер с большой буквы. Профессионал высшего класса, которых — по пальцам?..
И.А.Ч-ов, капитан 1 ранга.
— Когда народ в Баку взбаламутился и решил брать приступом здание ЦК, Герман Алексеевич лично поставил мне задачу: не допустить, чтоб толпа прорвалась в здание, и — охрана второго секретаря ЦК компартии Азербайджана Виктора Поляничко. Выделил мне не сотню, а 250 курсантов училища и 13 офицеров. Я, капитан-лейтенант, назначен старшим этого отряда. Мы сумели просочиться в здание ЦК и заблокировать его. А толпа на площади росла на глазах: 20 тысяч, 40 тысяч… Ко мне каперанги подходили с вопросом: что делать? Потому что знали: за мной, молодым особистом, стоит Герман Алексеевич. А его имя на Каспии очень большой вес имело, а в училище — и говорить не надо!..