Газета Завтра 470 (48 2002)

Завтра Газета Газета

Другое дело, что современные москвичи сами не понимают разницы, предпочитают звонок на телефон доверия обращению к священнику. Для церковной исповеди необходимо покаяние "клиента", соблюдение поста, выполнение множества обрядов, а главное — само признание совершенного греха. Мегаполис предоставляет возможность не утруждать себя ни тем, ни другим. Просто взял трубку, набрал номер. А анонимный "духовник" обязан сказать тебе, что "всё нормально, успокойся, ты ни в чем не виноват, главное не терзай себя". Успокоенный человек продолжает жить, как жил, продолжая без психологических сбоев выполнять ту работу, которой требует от него громадный город.

Специалисты службы тоже стремятся не брать в голову проблемы абонентов. Работа специалиста довольно сложная: с одной стороны, необходимо максимально глубоко вникать в проблему клиента, одновременно стараясь на этой проблеме не зацикливаться, максимально от нее абстрагироваться. Для этого каждый сотрудник старается создать вокруг себя "собственную психологическую защиту". В каждой кабинке, сотрудник обкладывается какими-то своими маленькими вещами: игрушка, фотография любимого человека. Во время разговора смотрят на них, теребят, не дают чужим бедам, бредам и кошмарам, проникать слишком глубоко в собственную душу. Кабинки тесноватые, поэтому в каждой из них установлено большое зеркало. Отражение создает иллюзию большего пространства, а главное, глядя на свое собственное лицо в зеркале, проще отвлечься. Иногда не помогают даже зеркало, игрушки или фото внука, абонент вывалил на врача столько горя и болезней, комплексов, фобий и тоски, что после такого разговора сотруднику необходим отдых не менее получаса. За это время врач пойдет и примет душ, перекурит в коридоре, согреет на плитке чай. Вода, сигареты и чай, еще лучше еда, помогают полностью освежить голову. Тогда врач опять садится в кресло своей кабинки. Долго ждать звонка не приходится. Через пару минут очередной абонент уже начинает обстоятельно пересказывать свои беды и несчастья.

ЧЕЛНОЧНИЦЫ

Анна Серафимова

25 ноября 2002 0

48(471)

Date: 26-11-2002

Author: Анна Серафимова

ЧЕЛНОЧНИЦЫ

Обогнув гору баулов, перегородивших перрон и практически блокировавших подходы к вагону, изловчившись, пробираюсь в тамбур, заваленный той же поклажей. Не без сноровки, перепрыгивая через сумки, увертываясь от грозящих того и гляди свалиться мешков, водруженных наверх, пробираюсь к своему месту. Со времен работы в студенческом отряде проводников предпочитаю плацкартные вагоны, не сковывающие пространством 1,5 на 1,5 с неизвестными и не всегда приятными людьми. И если раньше в первую очередь раскупались купейные билеты, стоившие чуть дороже плацкартных и бывшие по карману всем путешествующим, то сейчас, наоборот: плацкартные исчезают в день поступления в продажу, раскупаемые фирмами, перепродающими их "челнокам", в окружении которых я и еду со своей скромной сумочкой, которой едва нашлось место под столом.

Поражаюсь ловкости и муравьиной силе челночниц: маленькие, казалось бы, тщедушные, они таскают и мечут на третьи полки тюки, раз в несколько больше себя. Примета времени: мужчины не предлагают свою помощь "дамам" при размещении багажа и даже отказывают на просьбы со словами: "Грузчика найми, я надрываться из-за твоих доходов не собираюсь". Челночницы разных возрастов и конфигураций удивительно, как-то клонированно похожи друг на друга: суетливые движения, отрывистая речь, обильно сдабриваемая матом.

Наконец, все разместились, переругавшись на ходу ("Я тебе, …, говорила, что кофты-стрейч буду брать. Какого … ты их тоже напокупала? Торговые

точки рядом, будем как инкубаторские со шмотьем сидеть". "Ты мне… не указывай! Поори еще! Я тебя так отделаю, не на точке будешь сидеть, а в больнице лежать"). Обменявшись подобными любезностями, как ни в чем не бывало расходятся по своим местам и приступают к трапезе. (Еще одна примета времени: попутчики не угощают друг друга снедью, а едят всяк свое).

Все разговоры поначалу только о купленном-проданном товаре, выручке за прошлую ездку и перспективах нынешнего навара. Затем раскрасневшиеся после выпитой по ходу еды водочки женщины начинают делиться сокровенным.

— Меня мой так любит, так любит!— закатив глаза, сообщает не однажды, видимо, слышанное товарками, худенькая, маленькая, остроносенькая, похожая на крысу челночница.— Говорит, если изменишь, сначала тебя убью, а потом и себя убью. Вот как меня любит! Сейчас приеду, девчонки, а дома завтрак на столе. Всегда меня так встречает. Позавтракаем, он меня отвезет на рынок, вечером встретит.

— Да, да, твой тебя очень любит,— подтверждают две другие.— И меня мой любит сильно,— не дает остаться в одиночестве "любимой жене" женщина постарше.— Пять лет живем, а он страсти нисколько не растерял: как… так и… по-прежнему.

— Да, да, твой тебя любит. Он нам говорит, когда за тобой на рынок приезжает: "Где моя любимая женушка?".

"Любимая женушка" расплывается в довольной улыбке.

— И мой меня, девчонки, любит,— вступает в "клуб любимых жен" со своим вкладом самая старшая.— У вас детей пока нет, а нас и дети связывают. Наши ровесники поразводились давно, а мы хорошо живем.

Подвыпившие женщины, перебивая и почти не слушая друг друга, ведают о силе любви к ним мужей.

Поначалу пожалевшая в душе бедных челночниц, потерявших женское обличие под тяжестью своих тюков, я порадовалась тому, что они чьи-то любимые жены, хотя недоумевала, что любящие мужья отпускают на такую тяжелую работу обожаемых супружниц. Но по отдельным фразам, репликам, к неописуемому удивлению, поняла, что мужья всех троих не работают. Единственное, чем занимаются, — транспортируют любимых на рынки-вокзалы, не замещают жен на торговых точках даже во время поездок тех за товаром.

— Мой говорит, что торговля — не мужское дело. Я согласна. Да и на рынке одни бабы торгуют — еще споется с кем-нибудь. Зачем мне из-за денег мужа терять?

Так рассуждают все трое. Когда одна ушла в туалет, двое начали язвить.

— Конечно, боится потерять. Кто на него, дармоеда, еще работать будет? Боится, что среди торговок кого-нибудь найдет. Да он давно уже нашел. С Зинкой рыжей гуляет. Я же не дура, мать свою попросила за моим присматривать. А у матери подруга в доме напротив живет, вот она на вахте с утра и сторожит, что мой без меня делает. Нет, мать говорит, точно не гуляет. А Риткиного мужа с Зинкой рыжей выследила. Помнишь, Ритка платье потеряла? Купила 20, а оказалось 19? Так Риткин муж его Зинке подарил, сама ее в нем видела.

Когда вернулась Ритка, разговор пошел на другую тему, но удалившаяся по надобности очередная товарка, дала возможность оставшимся позлословить на свой счет.

— Жалко Маринку, ревнует дармоеда своего, уговорила свою мать за ним следить. Та ей говорит, что он не гуляет. Конечно! Не дура же она на себя доносить. Она, мать-то, сама с зятем кувыркается. У меня же напротив Маринки тетка живет. Говорит, что Маринка только на рынок или в Москву за товаром, а мать уж тут как тут. И так кричит! Тетка говорит, что и подслушивать под дверью не надо — так под зятем криком исходит. Ни стыда, ни совести...