Газета Завтра 479 (4 2003)
Шрифт:
Поэтому и "Россия" (Дыховичный и кто-то), и "Первый" (Дибров, Золотухин и Дыховичный), и НТВ ("Женский взгляд" с участием Никиты Высоцкого) — все сделали программы, посвященные обсасыванию личной жизни певца и связанных с ней неурядиц, сплетен, баек, копаясь в сугубо интимных болях и попросту в "грязном белье". ТВС-овцы вообще поступили со свойственной этой публике "простотой" — дали двухдневную эпопею в исполнении Киселева. Только не о Высоцком, а как бы на фоне его юбилея — о Ю. Любимове. Понятно, что Любимов, бывший некогда действительно интересным режиссером, а ныне оглупело ставший "культурным приложением" к ультралибералам,
Бессистемно и абсурдно подобранные ролики, где Высоцкий вроде бы и сам исполнял свои песни, добавленные в объем вышеуказанной бурды, призваны были составить впечатление, что "это все о нем". Так что вроде бы и "вспомнили'' со всем размахом, да только непонятно: о чем страдал, почему мучился человек? А ведь за двадцать лет, тем более с учетом произошедшего в стране, сформулировать и осмыслить все это было можно. Но разве демтелевидению это нужно? Разве не ясно, что поэт своим зорким взглядом, своим чутким ухом раньше других уловил гибельный распад духовной ткани, "всеобщее притворство", назревшую катастрофу. И личностную, и социальную. Именно отсюда его слова "не нравился мне век, и люди в нем не нравились!", знаменитое "Все не так!", повседневное ощущение перерождения настоящей породы (''волчьей") в предательско-лизоблюдскую (псовскую). Именно отсюда — уход во ''фронтовые песни", к теме войны и Победы как своего рода религии. Ненавидимые им "псы" и "загонщики" стали авангардом "перестройки'' и "реформы", а атмосфера "ничегонесвятости" — ее антидуховной средой. Но разве такую трактовку может себе позволить ТВ "свободной" РФ? Для него идеал аудитории — смехотворные обитатели ''Канатчиковой дачи", чтоб "вся безумная больница" (население) "к телевизору рвалась''.
Апофеоз лицемерия наступил непосредственно в Татьянин день, когда в "Таганку" явился "чествовать" сам "всенародноизбранный". Все ''Новости" транслировали возложение цветов, беседу с четой Любимовых, а также вершину политтехнологической мысли (Павловского?..), выраженную устами Путина: ''Высоцкий сегодня может объединить всех: и левых, и правых, и центристов". Таких нелепых, фальшивых, неподобающих обстановке слов не ожидал, кажется, даже чуть вздрогнувший в кадре Любимов. Чуть ли не до основания разрушено все, что называется Россией, и, как в насмешку, мы снова слышим тошный официоз, в атмосфере которого задыхался поэт, чувствуя приближение случившейся со страной катастрофы!
Ну а в завершение — два слова о вручении премии "Своя колея", показанном ТВЦ. Хочется верить, что Никита Владимирович был просто несамостоятельным при выборе лауреатов, а также не имел отношения к монтажу телепередачи. Просто сомнительно его участие в происходящем фарсе. Понятно, за что награждают путешественника Конюхова. Но при чем здесь смешливчик Жванецкий, коммерческий, в образе придурка, Сукачев, пародист Евдокимов и другая конъюнктурная публика? Так одиночество героя и окружающее фарисейство продолжаются и через двадцать лет.
Тем временем Парфенов и Шендерович заявили дискуссионный вопрос в формате ТВ: похож ли Путин на существо "Добби" из бесовского кино?
Думаю, и говорить не надо, какая могла получится веселая песенка у Высоцкого по этому поводу…
ПЯТИЛЕТНИЙ ПАПА
Анна Серафимова
28 января 2003 0
5(480)
Date: 28-01-2002
Author:
ПЯТИЛЕТНИЙ ПАПА
В отсеке плацкартного вагона с нами располагается молодая женщина с мальчиком лет пяти. Устроившись, покормив сына, она расстилает себе постель и, ложась, предупреждает и его, и нас: "Коленька, веди себя хорошо, сынок. Женщины, если он вас будет беспокоить, будите меня, не церемоньтесь". И сразу уснула, несмотря на белый день и бодрствующего ребенка, чем нас, честно говоря, удивила.
Мальчик вел себя на редкость спокойно. Сидя в ногах у матери, он играл двумя облезлыми солдатиками, которые у него были, судя по всему, однополчанами: ходили строем, ползали по-пластунски бок о бок, а то и просто веселились, не выказывая никакой агрессивности друг к другу. Потом он стал рисовать простым карандашом на чистой обратной стороне какой-то рекламы, обильно повсюду разбрасываемой. Сам сходил в туалет. От него мы узнали, что он едет с мамой на базар. Ездит часто.
Мы подивились: челночница с малолетним ребенком? По рынкам и взрослым-то тяжело таскаться, а уж малышу! Зачем берет с собой? Может, давит на психику торговцев, получает скидки? Или аферистничает, используя сына? Наши времена научили людей до такого додумываться и всех подозревать
Когда мы угощали мальчика чем-нибудь, он смотрел на спящую мать, как бы спрашивая разрешения, потом брал, благодарил. Его мама проспала несколько часов, встала к вечеру, сразу спросила:
— Как ты себя вел, Коленька?
— Хорошо,— ответил мальчик, посмотрев на нас взглядом, призывавшим подтвердить его примерное поведение, что мы незамедлительно сделали.
— Что это у тебя? Откуда? — женщина увидела у него в руках машинку, подаренную бабушкой с бокового места, и конфеты, данные нами.
— Мне дали, — мальчик опять взглядом искал у нас поддержки легитимности его даров.
Мы вновь подтвердили, что находящееся у него в руках принадлежит ему по праву, подарено.
— Ты спасибо сказал? — задала неуместный вопрос воспитанному послушному мальчику мама. — Спасибо вам. Мы уже забыли, что такое подарки, уж само слово забываем, не то что подарки, — женщина была растрогана.
— Мама, ты же бабушке памперсы подарила, а мне носочки, — напомнил забывчивой маме Коленька. Женщина смутилась и начала оправдываться:
— Да бабушке нашей сейчас памперсы — лучший подарок. И, расчувствовавшись от знаков нашего сверхскромного внимания к себе и сыну, поведала жуткую в своей нынешней обыденности историю.
… Ирина жила с хворой матерью, мужем и сыном в однокомнатной квартире. Работала на хлебозаводе, перешедшем в частные руки. Покупательная способность зарплаты, выдаваемая хозяйкой или эффективной собственницей, как ее торжественно величают демократы, была значительно ниже той, что платили на этом же заводе, когда он был государственным. К тому же, получку задерживали на многие месяцы и она "усыхала" при этом на треть.
Когда Ира была на 5-м месяце беременности, ее принудили уйти по собственному желанию, поскольку уволить беременную не могли, пригрозив в случае несогласия подать в суд за кражу.
Дело в том, что Ирина, муж которой на заводе не получал зарплату тоже месяцами, уносила с работы в 50-ти мл. бутылочке, спрятанной в бюстгальтере, то соль, то сахар, то подсолнечное масло. Обыскивали работников на выходе тщательнее, чем мужа на оборонном заводе, но пузырек свой Ира ухитрялась проносить, и "утащенное" было серьезным подспорьем к скуднейшему рациону семьи, живущей на материнскую пенсию.