Газета Завтра 479 (4 2003)
Шрифт:
Последние годы становится все труднее сдерживать слезы, когда пересматриваешь или перечитываешь произведения, созданные моими сверстниками в молодости. Три вечера подряд, буквально впившись в телеэкран, стараясь не пропустить ни одного нюанса, смотрел я "Заставу Ильича" и "Июльский дождь". Потом позвонил тончайшему из наших кинематографистов Марлену Хуциеву, сказал о своем неподдельном восторге и о том, что вознося до небес творения Антониони и Феллини, просмотрели мы тогда изысканность и воздушность его лент, не отдали должного блестящему перевоплощению Маши Вертинской, Лены Ураловой, Славы Любшина. Те же слезы благодарной памяти щемили меня и при просмотре недавно показанного фильма о моем многолетнем друге — великолепном скульпторе Олеге Комове. Показали его, конечно же, днем, когда полстраны
Глотком чистейшей воды из холодного родника оказался рассказ Олега Комова о своем творчестве. Я слушал, смотрел и вспоминал. Вспоминал, как в начале шестидесятых увидел на выставке в Петрозаводске его "Коляску", "Стекло", "Телефон", "Борзую", фигурки обнаженных женщин, портреты сестры и Нины Комовой. Легкость и незамутненность художественных приемов, умение обращаться с материалом непринужденно, и в то же время серьезно и значительно, не могли оставить равнодушными нас, начинающих свой творческий путь искусствоведов, реставраторов, художников.
Познакомился я с Олегом несколько лет спустя. Думаю, что сошелся с ним, как и многие из его окружения. Он легко сближался с людьми, относился с интересом к представителям самых различных профессий. Будучи прекрасным собеседником и рассказчиком, умел внимательно слушать других и старался как можно глубже постичь внутренний мир своих современников. К нему никак не подходят пушкинские строки "ленивы и нелюбопытны". Его интересовали все окружавшие явления, ибо он использовал опыт этого познания в повседневной работе скульптора. А трудился он на износ, напоминая возрожденческих мастеров.
Комов никогда не приступал к практическому воплощению творческого замысла, не изучив до мельчайших подробностей историю, мемуаристику, детали быта его героев. Он по праву может считаться профессиональным пушкинистом, лермонтоведом, знатоком творчества Венецианова, ценителем и тонким слушателем Чайковского, глубоким исследователем истории и культуры Древней Руси, увлеченным поклонником жизни русской духовной элиты ХVIII-ХIХ столетий. Поэтому каждый его памятник, как он любил говорить, "сделан на века без черновика".
Я восторгаюсь комовским Пушкиным на волжской набережной в Твери, не мыслю любимого мною Пскова без "Пушкина с Ариной Родионовной", площади перед Спасо-Андрониковским монастырем без Андрея Рублева, "Академической дачи" без Ильи Репина, Вышнего Волочка без такого живого и уютного памятника столь дорогому мне Венецианову.
Комов был классичен изначально и всегда выдерживал строгий стиль и необыкновенную гуманность в своих работах. Не могу себе представить его сегодня среди вседозволенного разгула псевдоскульпторов, искажающих облик родных российских городов. Он пришел бы в ужас, увидев, как одно за другим каждодневно появляются чучела-скороспелки, выдаваемые за творения модных и как бы востребованных монументалистов. Не побоюсь сказать, что памятники, рожденные талантом Олега Комова, достойно продолжают плеяду лучших творений отечественной скульптуры, вышедших из мастерских Мартоса, Опекушина, Волнухина, Микешина, Андреева, Меркурова.
Годы стирают в памяти мелкие события, склоки, ненужные споры и выяснения человеческих отношений. Забываются детали поведения мастера, не всегда приходившиеся по душе его коллегам и современникам. В "сухом остатке" — результат творчества, поисков, бессонных ночей, раздумий и нелегко принимаемых решений. Олега Комова они привели к славе первоклассного мастера, оставившего Отечеству результаты своего неповторимого дара, полученного от Бога.
ЮБИЛЕЙНАЯ ВЫСТАВКА ОЛЕГА КОМОВА ОТКРЫЛАСЬ В ЭТИ ДНИ
В РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ НА ПРЕЧИСТЕНКЕ.
БРАВО, ФЕДОСЕЕВ!
Феликс Монахов
28 января 2003 0
5(480)
Date: 28-01-2002
Author:
БРАВО, ФЕДОСЕЕВ!
Концерты Владимира Федосеева в этом сезоне — один лучше другого. Оркестр тот же: академический Большой симфонический имени П.И.Чайковского!— и всегда новый, неожиданный. Узнаваемый и неузнаваемый — так разительно изменяется палитра его звучания. Все более глубокое проникновение в мир автора побуждает думать о перевоплощении дирижера в композитора. То же самое можно отнести к оркестрантам: первоклассные профессионалы покоряют слушателей одухотворенной интеллигентностью и своим идеальным переживанием музыки, которую явно обожествляют. С появлением Маэстро музыканты образуют одно крепко спаянное целое. Высокое братство, одержимое общей творческой сверхзадачей и волей. Дружнее семьи и всего на свете. Как тут не вспомнить доносящийся к нам из глубины веков пламенный, вырвавшийся из богатырской груди возглас гоголевского Тараса Бульбы: "Нет уз святее товарищества!". Вот именно: есть ли что дороже, священнее "родства по душе"?!
Программы симфонических вечеров БСО обычно монографические. В начале сезона запомнились три концерта, объединенные в цикл "Жизнь артиста". Так музыканты отметили 45-летие творческой деятельности своего художественного руководителя и главного дирижера В.И.Федосеева.
А первое выступление БСО в новом году посвящено 100-летию со дня рождения С.Я. Лемешева. "Годы общения с Сергеем Яковлевичем,— рассказывает Владимир Иванович,— были годами счастья... Никогда не забуду его Ленского... А его Вертер? Сколько разнонациональных теноров переслушал я, со сколькими только ни работал! Самый точный Вертер, самый французский Вертер, самый всеобщий Вертер — был русский Лемешев. И пел он его не голосом, а сердцем, интуицией гениального художника. Впрочем, так он пел все — как жаворонок над всемирным полем! Он благословил меня не на карьеру, а на жизнь для симфонической и оперной музыки. Спасибо от всех нас его вечной Душе!". Эта горячая, не исчезающая с годами, а, напротив, возрастающая благодарность и восхищение личностью артиста-патриота, любимого необъятной страной, определили тональность концерта в Большом зале Московской консерватории. Его искреннюю и пронзительную интонацию.
Вступление к "Евгению Онегину" захватило душевным откровением, утонченной гармонией, в которой выверен каждый нюанс, выразительны и необыкновенно свежи все оттенки звука. Мелодии: то нежные и ласковые, то печальные и грустные, едва родившись, забавно о чем-то перешептываются, а потом всем роем устремляются к приветливой душе. Наполняя ее радостью сверхъестественного, высшего бытия и тревожа недобрыми предчувствиями.
С таким же подъемом — взволнованно и поэтично, сыграны с участием Московского академического Камерного хора (художественный руководитель — Владимир Минин) сцена "Проводы Масленицы" из оперы "Снегурочка", увертюра к "Майской ночи" Н.Римского-Корсакова, а во втором отделении — Прелюдия и вступительной хор к опере "Искатели жемчуга" Ж.Бизе, вальс из "Фауста" Ш. Гуно.
Ощущение не исполняемой, а творимой Музыки, как нашего посла другому Миру или его Вестника,— возбуждает неописуемый интерес. Эта струящаяся, легкокрылая, уносящая ввысь живая музыка — образна, картинна. Забываешь, где ты: в концертном ли зале, в богатом театре или прямо в старинной русской усадьбе, на широкой заснеженной поляне или в волшебном лесу.
Любая программа В.Федосеева имеет свою "изюминку", интригу, тайну. Иногда — даже парадоксальное решение. В центре внимания нашей, о которой речь, оказался солист Цюрихской оперы Петр Бечала . Именно на его долю выпало спеть ключевые партии С.Я. Лемешева. Это не смутило молодого тенора. Его Ленскому на сцене "Опера де Бастиль" аплодировали парижане. А Водемон из "Иоланты" сразу понравился москвичам. И все же многие, очевидно, задавались вопросом: не слишком ли рисковал наш дирижер, приглашая на лемешевский вечер зарубежного певца? Не странный ли это подход? Почему не нашел своего? Оказалось: совсем не рисковал. И подход не странный, а взвешенный и вполне в духе В. Федосеева: бескомпромиссный и безошибочный выбор лучшего! Хотя и сделанный им в данном случае не без вызова.