Газета Завтра 816 (80 2009)
Шрифт:
Не меньший восторг за рубежом вызывал и фильм Марка Донского "Дорогой ценой", экранизация не слишком известного у нас украинского прозаика Коцюбинского, произведение редкой художественной силы и мощи, оставляющее далеко позади нарочитые арабески Параджанова и впоследствии ставшее плацдармом для старта творчества Эмиля Лотяну. И странноватый мюзикл недооценённого киноведами, но ставшего культовым для целого поколения благодаря "Гостье из будущего" Павла Арсенова: сложные взаимоотношения пионеров, сопровождаемые не слишком детской музыкой Таривердиева. Короче, с социалистическим авангардом всё было в порядке.
Но всем, кому мечталось и алкалось вкусить изысков Каннской программы, оставалось лишь недоумённо хлопать ресницами. Изначально были обещаны и замечательный Джонни То, и не столь одарённый Цай Минлян, и нашумевший фильм Тарантино "Бесславные
– "Девятка уродов". Ничего этого не было. Был очередной Ханеке (это такое пиво), Жак Одиар (редкий француз, доползший до середины Москвы), а также свежая провокация Ларса фон Триера, доказавшая, что "не всё прогнило в Датском королевстве". Больше всех "Антихристу" Триера обрадовались спекулянты. Билеты уходили минимум за две "тонны", и счастливые зрители, выложившие такую прорву денег, из жадности не могли даже убежать из зала, а вынуждены были терпеть этот психодел до конца. Лишь когда полуразложившаяся лисичка голосом самого Ларса внятно произнесла: "Хаос правит всем!", из зала произошёл локальный исход наиболее впечатлительных лиц. Они осознали, что чужие на этом празднике жизни. Что и требовалось доказать; современный киноязык не обязан напоминать эсперанто.
А вот "Азиатский экстрим" на этот раз был по-прежнему восточным, но не столь радикальным, как в прежние годы. При таком раскладе баланс остроты чувств и обыденности оказался выдержан, пожалуй, только в индонезийской "Слепой свинье, которая хочет летать" режиссёра Эдвина(!). Жесть нарратива, шоковые моменты и экзотический антураж не выстраивают барьеров, напротив - делают историю интернациональной. С таким же успехом этот диковинный фильм мог бы называться "Русская свинья, решившая стать американцем", "Польская свинья, захотевшая стать европейцем" или просто "Эдичка Лимонов в поисках утраченного ковчега".
Острые - но совсем иного рода - ощущения можно было получить и на другой ориентальной программе, посвящённой году Индии в России. Неизгладимое впечатление произвёл тамильский боевик "Билла". "Римейк Римейкович" двух популярных хитов Болливуда интересен, конечно же, не своим сюжетом (знатоки жанра помнят его наизусть), но самим "региональным" подходом к производству. Представьте себе, что где-нибудь на Свердловской киностудии переснимают "Адмирала" - а то и "Тараса Бульбу" - с тем же бюджетом, размахом, но с отсутствием звёзд. И всё потому, что свердловчане хотят видеть на экране только своих земляков, соседей по подъезду. Странно? А вот тамилы именно так и делают. Не требуется хождения за три моря, чтобы понять: Индия - удивительная страна.
Ещё один наш личный выбор - "Луна" Данкена Джонса, сына Дэвида Боуи. Камерная фантастика в стиле 70-х, косвенно отсылающая нас к незабвенному "Козерогу-1", не произвела впечатления на жюри конкурса "Перспективы". Ещё бы - там нет ни тиранов, ни узурпаторов, ни отсылок к нашему фатальному прошлому, а то и либеральному будущему. И тем более - к лучшему из возможных настоящих. Это просто внятное интересное кино, из тех фильмов, что раньше снимали вдоволь, а потом почему-то вдруг разучились. Ну а для Данкена космическая тема - дом родной; в том, что его папа - пришелец, не сомневается, кажется, уже никто.
Закрывался фестиваль несколько схематичной картиной Майкла Манна "Джонни Д", остроумно названной нашими прокатчиками в честь любимца публики Деппа, сыгравшего там. На самом деле это фильм "Враги общества", ещё одна история о человеке, совершающем преступления. И при этом ставшим народным любимцем. Речь идёт о Джоне Диллинджере, легендарном гангстере, застреленном при выходе из кинотеатра "Байограф" в 1934 году. С его смертью закончилась эпоха автоматов Томпсона, лихо заломленных фасонистых шляп, чёрных автомобилей "Форд-Т". И мифа о героических одиночках, выступающих против произвола банковской системы. Марко Феррери, чья ретроспектива уже не в первый раз мозолит глаза фестивальной публике, назвал одну из своих программных работ "Диллинджер мёртв". С каждым годом, посещая ММКФ, мы верим ему всё больше и больше.
Материал подготовили Анастасия и Борис Белокуровы, Сергей Угольников
Елена Антонова ДЖЕНТЛЬМЕНЫ НЕУДАЧИ
В МХТ имени А.П. Чехова - премьера. "Пиквикский
Погружаться в мир Диккенса - удовольствие. Реальный мир куда сложнее и жестче. А потому, воспользовавшись одной из присказок Сэма Уэллера, так же неразрывно связанного с Пиквиком как Санчо Панса с Дон-Кихотом: "Сперва дело, потом удовольствие", - поспешим обратиться к новой постановке.
Впервые спектакль был показан на Открытом фестивале искусств "Черешневый лес"; в театре его "прокатили" под занавес сезона; настоящие же премьеры пойдут осенью. Что же нового принес он не критикам и искусствоведам, а широкой публике? "Новаций" - немало, и среди них та, что сегодня весьма популярна, особенно у оперных режиссеров, - осовременивание действа. Достигнуто это просто: вместо дилижанса ввели двухпалубный автобус с транзистором, электробритвой и прочими современными мелочами заодно, а взамен получили массу удобств. Можно особо не напрягаться в костюмах и этикете, забыть, что для общества lady и gentleman слишком большая громкость - nonsense, можно для лучшего "паблисити" включать любые хиты, "Beatls", например.
Если все эти новшества ввести в современную инсценировку - куда ни шло. Указать - "по Чарльзу Диккенсу" - и дело с концом, а сетования о снижении вкуса игнорировать: о нем не спорят. Но текст Натальи Венкстерн приближен к языку Диккенса, языку Англии XIX в., и тут хочешь - не хочешь, а стране и веку соответствовать надо. Этого нет. Вдобавок спектакль насыщен пританцовками, трюками, стоп-кадровыми сценами, сработанными явно на зрителя, что сближает с show, причем не элегантным английским, а американским, рассчитанным явно на кассовый сбор. Да и остроты, которые в основном вложены в уста Сэма Уэллера, играющий его Михаил Трухин произносит чаще всего, обращаясь к залу, чем вызывает восторг публики, в большинстве, по-видимому, не искушенной знанием подлинника. Так не возвышают зрителя, а потакают ему.
Актеры, занятые в спектакле, - люди в основном молодые. У них хорошие лица, они легко двигаются и говорят. Но слово - диккенсовское слово - главным для них не является, они не проживают, не любят его. В основе игры - внешний рисунок, и почти ничего - изнутри. Даже известный артист Александр Феклистов, чей облик близок Пиквику, ничего сверх того к нему не добавляет. Ни наивной восторженности, ни горячего негодования, ни трогательного сочувствия. Трухин в роли Сэма Уэллера декларативен и публичен. Того шарма простого лондонского парня, веселого и находчивого, кого жизнь вышвырнула "вверх тормашками в мир поиграть в чехарду с его напастями", чье появление на страницах "Посмертных записок Пиквикского клуба" сразу сделало их одними из самых читаемых в мире, нет у Трухина и в помине. Но, может быть, в этом виновны не артисты, а постановщики спектакля - режиссер Евгений Писарев, художник Зиновий Марголин, художник-костюмер Леонид Алексеев, чьи догматы не дали возникнуть атмосфере радостного поиска, без чего немыслим органичный, яркий и в то же время психологически выверенный стиль игры такого спектакля?