Газета Завтра 910 (17 2011)
Шрифт:
Наша литература была частью самой жизни. Не над жизнью, не под жизнью, а в центре всех событий. И горестных, и радостных. Война, деревня, восстановление — во всем участвовала и литература. Она сама была — народом! И потому народ её читал.
В.Б. Еще одно явление. Великая литература девятнадцатого века — это была дворянская литература. Советская литература впервые за тысячу лет русской истории стала без всяких преувеличений — народной литературой. По крови и по духу, по традициям и по образу жизни. Потому и хотят её перечеркнуть, перечеркивая сам русский народ.
Е.И. И заметьте, никто никогда не обращал внимания на национальности. Тот же изумительный Эммануил Казакевич
В.Б. Они все были в ту пору — обыкновенно великими писателями. В том числе и поэт Егор Исаев, которому 2 мая исполнится 85 лет. Как вы стали писателем? Когда появились первые стихи?
Е.И. Я и не думал стать писателем. Всегда ценил красоту. В природе, в людях. Но одной красоты мало. Я не согласен с Достоевским, что "красота спасет мир". Красота нас окружает со всех сторон, но мир еле-еле удерживается. Значит, надо что-то еще. Нужна работа. Нужен героизм.
Я рос в такой глубинной деревне со своим древним укладом жизни. Такой культуры уже больше никогда не создадут. Она ушла навсегда. Это была жизнь живого языка. Каждый старик говорил на своем языке, со своим лицом. Вот мне сейчас исполняется 85 лет, я лауреат Ленинской премии, автор многих книг, читал всю жизнь, ездил по миру. Но такой культуры, как у стариков моей деревни, у меня уже нет. Я у них и брал лучшее для своих поэм "Суд памяти", "Даль памяти", "Мои осенние поля". Всё лучшее в моем языке из родной деревни, так, обрывочки памяти. Какая великая народная культура была?! И ведь её осознанно много лет уничтожали. Теперь и народ другим стал. С тем глубинным языком не было бы нынешнего суетливого народа. Вот так, вспоминая свою деревню, я и стал поэтом.
Земля везде:
И сверху, на земле,
И под землей,
И над землей — она же,
Как день и ночь,
Как берег и волна,
Как хлеб и соль...
Не чья-нибудь, а наша
В.Б. Вы дали в своих поэмах несколько образных запоминающихся выражений: "земля земель", "кремень-слеза". Что такое "земля земель"? Не чувствуете ли вы сами себя "кремень-слезой", когда хочется выплакать о потерянной державе, но кремень помогает держаться? Где дно вашего родника? Откуда черпаете силы?
Е.И. И культура народа, и сама жизнь народа помогают держаться. Мой дядя Митя ("Буцен" — как я его назвал в поэме, опубликованной у вас) мне как-то говорит: "А ты зеркало-то убери". Я думаю, какое зеркало, нет у меня в руках никакого зеркала. Почудилось, может, ему. А он всё о том же, ты себя всегда перед зеркалом видишь, даже сейчас, а ты это зеркало и убери. Ты со мной разговариваешь, а себя в зеркале видишь. Так что с народом и на самом деле всегда надо ухо востро держать. Он всё видит. А власть
В.Б. Что такое народ и власть? В чем различие?
Е.И. Надо преподавать во всех институтах предмет "народ и власть". И всю жизнь стараться разгадать эту загадку. Что такое народ? Что такое власть? Это же не просто дядя Петя что-то сказал. Или чиновник Иван Иванович приказал. Это глубочайшая мистика.
В.Б. Сейчас я признаю, народная русская культура вымерла, везде, от глухого села до столичного мегаполиса. Её нет и уже не будет. Возможна ли новая великая русская литература без народной культуры? Ведь все наши гении держались на фундаменте русской народной культуры. Сейчас, может быть, будут гении у татар, у кавказцев, у азиатов, у них еще жива народная культура. А наши молодые писатели на чем держаться будут? Какое нынче дно у нашего национального родника?
Е.И. Очень верно ты сказал. Надо надеяться на русский язык. И потом, почва-то русская осталась, кто-то живет на этой почве. Будет и новое почвенничество. Почва — это всего 2 метра в глубину от силы. А накапливалась она — веками. Разрушить, срыть эти два метра легко, немцы и вывозили нашу почву в Германию. А восстановить её — невозможно. Такая же была у народа — песенная почва. Все пели, во всех деревнях. Хор — это прообраз общества. Там была и своя дисциплина во всех деревенских старушечьих хорах. Право первого голоса, потом шли подголоски. Вторые голоса, третьи. И не дай Бог сфальшивить. Это был великий почвенный русский архаизм. И он ушел под землю. Боюсь, навсегда. Что поют молодые нынче, лучше не слушать, это не народная культура. Это попса. А ведь были еще народные игры. Ребячьи игры. У нас в деревне мужики занимались, конечно, землей, скотом и делали еще балалайки. У нас в деревне два Героя социалистического труда. Это Матрена Федоровна, которая была директором МТС (мужская, между прочим, работа), и я. У нас в деревне вырос министр здравоохранения Таджикистана Петька Исаев, фронтовик, 1924 года, был доктором наук. У нас были свои журналисты, художники. У нас был свой генерал. А полковников целая уйма. И всё из одной деревни. И так по всей Руси великой. Вот откуда и вырос Советский Союз. Из русской деревни. А сейчас из нашего Коршунова едут в Москву гастарбайтерами работать...
А какие были поля. Речки, луга, какой лес. Небо как бы уходит по вечерам в нашу землю. Тоже засевает почву своими злаками. А какие были песни, поговорки, какие сказки рассказывали. Как тут не вырасти великой литературе. Где есть почва, там есть и литература. Я бы поправил, со ссылкой на нынешний беспредел: какая почва, такая будет и литература. И ведь совестливый был народ. Не надо никакой милиции. Вся силовая структура не нужна, когда у человека есть совесть. Вся мировая литература на совести держится. Особенно наша русская.
В.Б. Ваши поэмы написаны с позиции простого мужика, со времён Степана Разина готовящего себя к бунту против угнетателей, побиваемых в конце концов "кремнем", в который обратились вековечные народные слёзы… Где сегодня этот кремень-мужик? Вы довольны своей судьбой? Что еще не успели сделать? О чем сожалеете? Чего не сумели добиться? О чем мечтали?
Е.И. Не было времени на мечтания. Я же деревенский мужик. Одно дело — мечтать, другое дело — работать. Вот я и работал. Постоянное чувство труда и дороги. Я, как возчик, как ямщик, всю жизнь вез какой-то груз. Я был обязан — народу, государству, Богу. Надо всё необходимое людям сказать в метафоре, в образе. Помню стрельбище в Австрии 1945 года. Мертвая , покрытая металлоломом земля. И стрельбище это разрастается. Это огонь продуманного уничтожения всех людей. Кто это задумал? Почему мы следуем его приказам? Почему уничтожаем землю? Что нас ждет? Апокалипсис? И постоянный образ пули (кстати, он есть и у Проханова), пули, направленной на всех. Какие уж тут мечтания. Мечты — это цветочки, лепесточки, это не для меня. Надо спасать землю. Все хотят написать красиво. Но бывает и неуместная красота. Разрушительная красота. "Суд памяти" — у меня осознанно там образов нет, есть понятия.