Газета Завтра 929 (36 2011)
Шрифт:
— Дорогой Керим, — произнес Матвей Игрунов, поднимая кубок, — в политологических кругах безмерно ценят твой стратегический взгляд на развитие России. Ты абсолютно верно заметил, что перекодирование архаического русского сознания невозможно без того, чтобы не вырвать из него с корнем базовые образы советской эпохи. Эти образы суть — Победа в войне, образ Сталина и образ Гагарина. Ты поручил мне эту метафизическую работу, и я нашел самого талантливого и популярного среди молодежи писателя, и тот написал блистательный пасквиль на русского космонавта, изобразив его тупой случайностью, возникшей в тупиковой стране. Ты спонсировал программу дегероизации Победы, и благодаря тебе появились фильмы о бессмысленно загубленных армиях, радиопередачи "Цена победы", где оспаривается сам факт победы. Но главное — ты стал инициатором десталинизации, которая превращает образ вождя-победителя и коммунистического святого в кровавого палача и
С этими словами Матвей Игрунов осушил кубок и закусил хрустящим зародышем ящерицы. Передал юбиляру свиток рукописей Шнеерсона, похищенный им из государственного книгохранилища.
Одни кушанья являлись на смену других, и теперь гостям предлагались громадные пауки-птицееды, зажаренные на углях по рецептам первобытных туземцев. Пауки лежали на блюдах, их ноги, одетые в хитин, были скрючены. Серые, покрытые серебристым пушком тела сморщились от жара. И только фиолетовые выпуклые глаза смотрели, как живые. Гости осторожно, чтобы не сломать хрупкие ноги, брали пауков пальцами и перекладывали на золотые тарелки.
Директор телеканала Генрих Корн, придерживая паука длинными пальцами, аппетитно высосал сок из брюшка.
— Дорогой брат Керим, — Генрих Корн отложил оставшийся от паука сухой чехол, — я поднимаю этот заздравный кубок за тебя. Наш телеканал очень чутко прислушивается к твоим рекомендациям, согласно которым русская идеологическая паранойя, "русская идея", "особый русский путь" лечатся промыванием мозгов, и в этом смысле наш канал — это клизма, вставленная в русский мозг. Последнее, что мы сделали, вняв твоим советам, это нанесли сокрушительный удар по Лукашенко, который пользуется огромным влиянием в России. Мы превратили его в чучело, посмешище, в невежественного маньяка, в последнего диктатора Европы, которому место в Гаагском трибунале. Мне говорили, что существует заговор белорусских военных, которые готовят вторжение в Россию, чтобы побудить к восстанию русский народ. Это серьезная угроза. Мне кажется, недостаточно телевизионных ударов, направленных в Лукашенко. Ты мог бы взять на себе финансирование спецоперации, где место телеэкрана займет снайперский прицел.
Генрих Корн поправил шелковый бюстгальтер на своей груди, поворачивая свой круглый упитанный зад к соседствующему с ним министру финансов. Послал юбиляру перстень с бриллиантом, найденным в Ганиной яме.
В трапезную на двух шестах, как на носилках, внесли громадного, сваренного в котле осьминога. Щупальца гигантскими черными завитками свешивались до пола. Все они были покрыты большими и малыми присосками, розовыми от кипятка. Огромные немигающие глаза отражали золото потолка. Злобный клюв напоминал нос режиссера Самуила Полончика. Служители острыми ножами отсекали кончики щупалец, перекладывали их на тарелки, из отрезков вытекал сочный, в колечках жира бульон, который черпали гости маленькими золотыми ложечками.
Министр финансов Михаил Лабузинский поднялся осторожно, чтобы не уронить с голого черепа миниатюрную бриллиантовую корону. Его тонкая, в курчавой шерстке рука, напоминающая звериную лапу, сжимала кубок.
— Любезный брат Керим, только что мы слышали от нашего брата Матвея Игрунова о предстоящей программе десталинизации русского народа. Но разве не этим в течение десятков лет занимаются министерство финансов и ваш покорный слуга? Разве не нашими усилиями было разрушено сталинское авиастроение, когда мы прекратили финансирование авиационных и моторостроительных заводов, и теперь русские не могут выпускать ни военные, ни гражданские самолеты? Разве не мы тем же способом уничтожили сталинское судостроение, и теперь русский флот медленно погибает у пирсов, а верфи с недостроенными кораблями похожи на кладбища умерших китов? Не мы ли уничтожили лучшую в мире энергетику русских, и теперь они в ужасе смотрят, как взрываются их гидростанции? Тот же удел постиг сталинскую науку, когда мы лишили ее финансирования. И сталинскую культуру, и сталинскую медицину, и сталинское образование. Мы, банкиры и финансисты, среди которых ты, Керим, занимаешь ведущее место, расчистили пространство, куда могут теперь прийти другая цивилизация, другая вера, другой, богоизбранный народ. Хватит разбрасывать камни сталинского храма, от его не осталось даже фундамента. Пора собирать камни нового храма, архитектором которого являешься ты, Керим.
Михаил Лабузинский опрокинул в себя кубок с вином. Сунул курчавую лапку в карман халата. Извлек сияющий предмет, похожий на лепесток цветка. Послал его в дар имениннику.
— Это элемент
Керим Вагипов с любопытством рассматривал металлический лепесток. Попробовал его на зубок. Присовокупил к собранию драгоценных подарков.
В трапезную внесли огромный золоченый чан, полный светлого меда, в котором плавали ощипанные колибри. Птичьи тушки, лишенные перламутрового оперения, были крохотные, как мизинец. Слуги вычерпывали их золотым половиком, переносили на тарелки, и крохотная птица с тонким клювом и поджатыми лапками лежала среди золотого меда. Гости протыкали ее вилкой, подносили ко рту и обсасывали, наслаждаясь душистой сладостью.
Настал черед говорить принцу крови Максу Лифенштрому. Его надменный взор, династическая горбинка носа, изысканные и сдержанные жесты выдавали благородную, хранимую веками традицию властвовать, скрывать свои мысли, сберегать фамильные тайны. Он поднял бокал, молча оглядел собрание, поклонился юбиляру. Начертал в воздухе загадочный иероглиф. Иероглиф мог означать опознавательный символ, по которому узнают друг друга представители династических семейств. Дунул на этот незримый иероглиф, и тот, невидимый для глаз, полетел к Кериму Вагипову, тот благоговейно его поймал, прижал к губам, приколол к себе на грудь.
Все обсасывали мёд с крохотных колибри, поедали птичьи тушки, которые нежно похрустывали на зубах.
Дождавшись, когда хрусты утихнут, встал со своего кресла, напоминающего трон, Керим Вагипов, вольным движением отбросив горностаевую мантию.
— Дорогие братья, сегодня мы празднуем не мое рождение, а нашу общую долгожданную победу. Сегодня мы можем утверждать — на земле существует только один мессианский народ. Другой же, мнимый, навязавший миру свое ложное мессианство, этот народ разгромлен, повержен и больше не стремится указывать миру свой особенный путь, в Царствие ли небесное, или в заоблачный коммунизм. Русские отказались от своего мессианства, отказались от империи, отказались от священной культуры и уже почти отказались от своего священного, как они полагают, языка, на котором будто бы говорят сами ангелы. Сегодня русские уже не народ, а бессмысленная, убывающая масса людей, которые живут без смысла, без вождя, без высокой цели и крутятся у наших ног, вымаливая подаяние, материальное и духовное. И уже сами называют себя народом-рабом, народом-вором, народом-тунеядцем, а свой исторический путь — кровавым безумством. Мы немало преуспели в этом, но время отдыхать не настало. Мы должны закрепить победу на этих опустевших русских пространствах, пригласив сюда лучших людей земли. Тех, которые тяготятся тупиками сегодняшнего развития. Мечтают о новом мировоззрении, новой религии, которая распутала бы ужасные узлы мировой истории, в которых повинны русские с их ложным мессианством. Мы подарим человечеству новую веру, изменим его космический вектор, от неба к центру земли. Покажем новое божество, которое будет явлено в нашем храме. В храме Черного солнца. Вам уже известны общие контуры этого храма, который будет не воздвигнут, а низвергнут к центру земли. Теперь же я хочу продемонстрировать магические технологии, с помощью которых прихожане храма узрят Бога Черного солнца.
Тат умолк, и в том месте, куда он приколол незримый подарок принца крови, вдруг засверкал черный лучистый бриллиант.
Вдруг снова зазвучала струнная и ударная музыка, взыграли невидимые трубы и зазвенели цимбалы. Золотые птицы впорхнули в растворенные двери и вновь превратились в золотую роспись потолка. И вслед за птицами в зал вбежали женщины. Они были обнаженные, влетели гурьбой и стали водить хоровод вокруг бассейна с лазурной водой.
Хоровод двигался вокруг бассейна, а потом танцовщицы метнулись к гостям, увлекая их из-за стола на ковры...
Керим Вагипов наблюдал соитие гостей и плясуний. Он испытывал наслаждение, не меньшее, чем они, извивавшиеся перед ним на ковре. Он уже не казался лилипутом, выглядел выше, плотнее. Его мелкое язвительное лицо становилось властным, величественным, обретало благородство и силу.
Слуги внесли в зал приспособления и инструменты, взятые из застенков инквизиции, то ли на прокат, из музеев, то ли изготовленные по старинным образцам...
Хруст костей, звериные вопли боли, запах горелой плоти возбуждали Керима Вагипова. Он на глазах менялся. Становился выше, был похожим на атлета. Его лицо напоминало лик античного героя, поражало совершенством пропорций. Он поднялся во весь рост, плечистый и прекрасный.