Газета Завтра 944 (1 2013)
Шрифт:
Если бы советские мыслители осмелились это сказать лет на 15-20 раньше, и если бы эти идеи проникли в официальную идеологическую доктрину, если бы наша идеология тогда была более гибкой в этом отношении, — вполне возможно, что третьего по счёту в нашей истории и второго за ХХ век Смутного времени нам удалось бы избежать. У нас появилось бы идеологическое оружие, с помощью которого мы смогли бы противостоять доктрине глобального либерализма. Такое запаздывание типично, болезненно, но всё-таки не катастрфоично: мы крепки задним умом, долго запрягаем, но быстро ездим.
История
Сергей Батчиков, экономист, предприниматель.
В современном российском обществе, в том числе среди молодежи, ощутимо усиливается интерес к уникальному историческому опыту СССР. Это подтверждается, в частности итогами интернет-референдума, в ходе которого масса молодых людей, казалось бы, неплохо устроившихся в новой России, голосовала за Сталина. После бесплодных 20 лет постепенно растёт понимание того, что все мы в постсоветских республиках — наследники советского строя: даже те, кто от него отшатнулся или старается затоптать его наследие. Антисоветизм всячески отвращает от изучения этого наследия, но не следует идти на поводу у временщиков и отворачиваться от ценного знания. Поэтому, я полагаю, создание Музея СССР в высшей степени актуально.
Прежде всего потому, что опыт СССР уникален и не имеет аналогов в мировой истории. После Октябрьской революции большевикам удалось найти выход из исторического тупика, в который попала России, и выскочить из ловушки "периферийного капитализма". Современным "демократам", даже "суверенным", задача такого масштаба явно не по зубам. Именно поэтому понять сегодня источники эффективности решений большевиков, отличие их подходов к общественным явлениям от подходов их оппонентов и врагов — важная общенациональная задача.
Возьмем такой феномен большевизма, как "чувство государственности" (иногда даже говорят об "инстинкте государственности"), который проявлялся даже на самых низовых уровнях власти, а в чрезвычайных условиях — и у простых граждан, даже обывателей. Этот "инстинкт государственности" — отнюдь не тривиальное явление. Наоборот, большие социальные потрясения не раз ввергали население России в смуту и приводили к распаду государства. Так произошло, например, после Февральской революции 1917 года, когда кадеты с эсерами практически полностью утратили контроль над ситуацией в стране. Эту разницу между большевиками и противостоящей им коалицией кадетов, эсеров, меньшевиков и монархистов не исследовали и не объяснили ни советская, ни — тем более — нынешняя официальная наука.
Огромным достижением большевиков было то, что они сумели овладеть главным потоком революции — народным бунтом. Для "обуздания" набирающей силу революции нужна была огромная смелость и понимание чаяний народа, что встречается у политиков
Маховик русской революции, энергия которого достигла кульминации в 30-е—50-е годы, раскручивался полвека. Источником силы, который и оживлял потенциал социальной организации, была нарастающая духовная страсть всего народа, направленная на эмансипацию и равенство. Царство справедливости на земле — таков был уровень запросов. Сталин заслужил уважение и любовь миллионов потому, что нащупал формулу совмещения "земли и Неба", выстроил такой образ будущего, который начал сплачивать основную массу народа — и перевел стрелку истории с пути революции на строительство без потери импульса.
Разбуженную энергию миллионов нельзя было направить в торговлю бараниной и мастерскую "кустаря без мотора". Даже плана ГОЭЛРО было недостаточно. Требовалось "общее дело" огромного масштаба — индустриализация России, массовый научный прорыв и великая Победа, изменившие мир. То есть, общее дело космического размера, как это и предсказывали русские космисты. Разбуженная энергия требовала не эволюционных приращений, а скачкообразного, квантового перехода на новый уровень бытия. Только так могли соединиться свобода и справедливость, без этого взрыв энергии просто разнес бы страну. Сейчас это сложно осознать, а тогда это было очевидно.
Дело не в "эффективном управлении" — энергия людей была направлена в такое русло, что они в национальном масштабе (и даже шире) ощутили себя творцами справедливого мира. Постмодернист и антисталинист Славой Жижек написал, что Сталин, ответственный за некоторые из наиболее ужасных преступлений XX века, "спас человечность человека". Но это значило не просто спасти человечность, а осознать ее как всечеловечность, как метафизическое измерение человечности. На это и опиралась Великая Отечественная война.
Академик В.И. Вернадский писал в конце 1941 года, что победа СССР неизбежна, сравнивая ситуацию в стране с Первой мировой войной: "Совершенно несравнимо. Народ как бы переродился. Нет интендантства, наживы и обворовывания. Армия снабжается, по-видимому, прекрасно. Много помогают колхозы. Исчезла рознь между офицерством и солдатами. Много талантливых людей... достигает высших военных должностей".
Народ как бы переродился — вот в чём был главный урок советской истории. Именно этот преображенный народ спроектировал и построил большие технико-социальные системы жизнеустройства России, которые позволили ей стать индустриальной и научной державой, создать ядерный щит и покорить космос, в исторически короткий срок подтянув тип быта всего населения страны к уровню самых развитых стран мира, достигших этого за несколько веков развития и эксплуатации колоний.