Газета Завтра 948 (5 2013)

Завтра Газета Газета

К сло­ву ска­зать, и ка­пи­тан В.А.Смир­нов по­лу­чил два ор­де­на Оте­че­ст­вен­ной вой­ны, Крас­ной Звез­ды, ме­да­ли то­же не за Ура­лом, где Бе­ня со­чи­нял свои па­ск­ви­ли на Ста­ли­на.

До то­го, как вплот­ную за­нять­ся Со­лже­ни­цы­ным, по­до­зре­ния в ан­ти­се­ми­тиз­ме ко­то­ро­го на­ра­с­та­ли, кри­тик еще про­шел­ся по Ва­си­лию Фе­до­ро­ву. И тут есть не­что не­по­сти­жи­мое уму. В 1990 го­ду Сар­нов со сво­ей Ксан­тип­пой по­бы­ва­ли в Аме­ри­ке, там встре­ча и раз­го­вор с од­ной род­ст­вен­ни­цей Со­лже­ни­цы­на за­ста­ви­ла его шиб­ко за­сом­не­вать­ся: "Ес­ли она, пе­ред ко­то­рой Иса­ич вряд ли стал бы та­ить­ся, ис­крен­не не счи­та­ет его ан­ти­се­ми­том, то, мо­жет, и он сам то­же не лу­ка­вит? Мо­жет, он ис­крен­не ве­рит, что он не ан­ти­се­мит?"

Кри­тик со­мне­вал­ся, му­чил­ся, тер­зал­ся...

Вдруг — "От­вет при­шел не­о­жи­дан­но. От че­ло­ве­ка бес­ко­неч­но от ме­ня да­лё­ко­го, от­кро­вен­но мной пре­зи­ра­е­мо­го — от по­эта Ва­си­лия Фе­до­ро­ва". Что зна­чит "от­кро­вен­но" — пре­зри­тель­но пи­сал о нём? И при жиз­ни? Как мож­но-с! Нет, он пре­зи­рал в ду­ше, там у не­го боль­шие ём­ко­с­ти для са­мой мерз­ких га­до­с­тей. И по­том это го­раз­до удоб­ней, бе­зо­пас­ней, а вот те­перь, ког­да Фе­до­ро­ва нет в жи­вых, мож­но и от­кро­вен­но.

Но за что же кри­тик пре­зи­рал ав­то­ра око­ло пя­ти­де­ся­ти книг, со­ста­вив­ших 5 то­мов со­бра­ния со­чи­не­ний, ла­у­ре­а­та и Рос­сий­ской, и Все­со­юз­ной пре­мий, на­ко­нец, по­эта, че­ло­ве­че­с­ким и твор­че­с­ким кре­до ко­то­ро­го бы­ли сло­ва:

До­ста­лись мне креп­кие ру­ки бой­ца

И серд­це се­с­т­ры ми­ло­серд­ной.

За что? По­че­му? Толь­ко по­то­му, что у са­мо­го ру­ки шу­ле­ра и серд­це га­дю­ки... Он знал Фе­до­ро­ва "толь­ко в ли­цо", по­сколь­ку оба в од­но вре­мя учи­лись в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те. "Ни­ка­ких от­но­ше­ний, го­во­рит, у нас не бы­ло. Да­же не здо­ро­ва­лись". Но Сар­нов "знал" про не­го, что он ав­тор по­эмы "Про­дан­ная Ве­не­ра". То есть, не толь­ко хо­тя бы один том, но и по­эму-то он не чи­тал, а толь­ко "знал" о ней. И опять с чу­жих слов сплет­ник за­яв­ля­ет, что она на­пи­са­на "убо­гим сти­хом" и лжи­во, из­де­ва­тель­ски и без­гра­мот­но пе­ре­ска­зы­ва­ет её со­дер­жа­ние. На­при­мер, на­зы­ва­ет при этом Л.М.Ка­га­но­ви­ча, а тот ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к по­эме не име­ет. "Не вы­зы­ва­ло со­мне­ния и при­над­леж­ность Фе­до­ро­ва к "па­т­ри­о­ти­че­с­ко­му", т.е. к чер­но­со­тен­но­му кры­лу оте­че­ст­вен­ной сло­вес­но­с­ти".

Гос­по­ди, ка­кой без­дон­ный ре­зер­ву­ар зло­бы! Ведь и не зна­ет че­ло­ве­ка, и ни­че­го не ви­дел от не­го пло­хо­го... А я знал Фе­до­ро­ва очень близ­ко не толь­ко по­то­му, что при­над­ле­жу к то­му же "кры­лу", но и по ин­сти­ту­ту, и по ра­бо­те в "Мо­ло­дой гвар­дии", и про­сто по жиз­ни, в ча­ст­но­с­ти, и по за­сто­ль­ям. И по­то­му мне смеш­но чи­тать даль­ше: "Од­наж­ды этот Ва­ся в Ма­ле­ев­ке, вой­дя в сто­ло­вую, как обыч­но пья­ный в дра­ба­дан, про­воз­гла­сил своё жиз­нен­ное кре­до: "Ес­ли ты уе­хал в Из­ра­иль — ты мой луч­ший друг! Ес­ли ос­та­ёшь­ся здесь — ты мой злей­ший враг!"

Ну, во-пер­вых, ка­кое же тут "жиз­нен­ное кре­до"? Это все­го лишь ча­ст­ный во­прос об от­но­ше­нии к уез­жа­ю­щим ев­ре­ям и к ос­та­ю­щим­ся. Но об­ли­чи­тель уве­рен: всё, что лю­ди го­во­рят о ев­ре­ях, это не что иное, как не­пре­мен­но "жиз­нен­ное кре­до". Вот та­кой ту­пой ги­пер­бо­лизм или ев­ре­цен­т­ризм, что ли, в ду­хе ко­то­ро­го он, на­при­мер, уве­ря­ет ещё и в том, что член По­лит­бю­ро А.Жда­нов лич­но за­ни­мал­ся его де­лом об ис­клю­че­нии из ин­сти­ту­та, а дру­гой член По­лит­бю­ро В.Гри­шин лич­но зво­нил до­му­пра­ву о слеж­ке за Бе­ней. Ну, про­сто ди­во див­ное! Че­ло­век так на­пич­кан пу­да­ми про­чи­тан­ных книг, что ци­та­ты тор­чат у не­го ото­всю­ду — из обо­их ушей, из обе­их но­з­д­рей, ка­жет­ся, да­же... И не зна­ет, не по­ни­ма­ет про­стей­ших ве­щей! Ну, не мог­ли, Бе­ня, за­ни­мать­ся то­бой чле­ны По­лит­бю­ро, для это­го бы­ли со­от­вет­ст­ву­ю­щие ин­стан­ции, служ­бы, лю­ди... Не се­чёт! Во-вто­рых, в сто­ло­вой Ма­ле­ев­ки Фе­до­ров мог пря­мо об­ра­щать­ся толь­ко к тем ев­ре­ям, ко­то­рые ос­та­лись, си­де­ли в за­ле, но ни­как не мог го­во­рить о сво­ей друж­бе тем, кто уже уе­хал и на­хо­дит­ся на бе­ре­гу Мерт­во­го мо­ря. На­ко­нец, за все го­ды при не­од­но­крат­ных за­сто­ль­ях я ни ра­зу не ви­дел Фе­до­ро­ва "пья­ным в дра­ба­дан" и спо­соб­ным на та­кие вы­ход­ки. Он бы­вал вспыль­чив, но ни­ког­да не пе­ре­сту­пал гра­ни­цу при­ли­чия.

А то, что Сар­нов и на сей раз врёт, он сам тут же и до­ка­зы­ва­ет: "Для ме­ня это бы­ло мо­мен­том ис­ти­ны. Вот так же, на­вер­но, мыс­лит и чув­ст­ву­ет Со­лже­ни­цын". Да ка­кой же это "мо­мент ис­ти­ны", ко­ли "ис­ти­на" об­ре­та­ет­ся

по ана­ло­гии: ес­ли А так, то и Б так. А кро­ме то­го, как же Фе­до­ров мог стать "мо­мен­том ис­ти­ны" для со­мне­ва­ю­ще­го­ся кри­ти­ка в 1990 го­ду, ес­ли он, Ва­ся-то, умер в 1984-м. Ах, Бе­ня... К сло­ву ска­зать, ты ро­дил­ся и вы­рос в сто­ли­це, был в се­мье един­ст­вен­ным ре­бён­ком, ко­то­ро­го ро­ди­те­ли по чет­ным дням кор­ми­ли чер­ной ик­рой, по не­чёт­ным — крас­ной, по­или в та­кой же оче­ред­но­с­ти то апель­си­но­вым со­ком, то то­мат­ным. А Фе­до­ров был де­вя­тым ре­бен­ком в бед­ной кре­с­ть­ян­ской се­мье. Что та­кое ле­бе­да, слы­шал? А по­том, ког­да ты па­ко­ст­ни­чал в ты­лу, Ва­ся ра­бо­тал на авиа­ци­он­ном за­во­де. Что та­кое за­вод, зна­ешь?

А он про­дол­жа­ет как бы от ли­ца Фе­до­ро­ва: "Ез­жай­те се­бе в Из­ра­иль и жи­ви­те там сча­ст­ли­во. Но не суй­тесь в на­ши рус­ские де­ла! Не лезь­те, как ска­зал Блок Чу­ков­ско­му, сво­и­ми гряз­ны­ми одес­ски­ми ла­па­ми в на­шу рус­скую боль!" Тут мож­но до­ба­вить толь­ко од­но: Алек­сандр Блок, Бе­ня, это те­бе не Ва­ся. И его со­вет Чу­ков­ско­му те­бе сле­ду­ет при­нять и на свой счёт, хо­тя ты ро­дил­ся не в Одес­се, как Чу­ков­ский.

Сар­нов ещё и при­зы­ва­ет к на­ци­о­наль­но­му по­ка­я­нию, пи­шет, что "к не­му в пер­вую оче­редь при­стой­но об­ра­тить­ся рус­ско­му ав­то­ру". И взы­ва­ет к Со­лже­ни­цы­ну: "По­ка­жи при­мер!" Ну, что ж взы­вать к по­кой­ни­ку-то? Опоз­дал, дя­дя! Но сам-то жив, хоть и на ка­рач­ках. Вот с се­бя и нач­ни, по­ка­жи при­мер. Я го­тов по­мочь. Готов дать те­ле­фо­ны квар­тир, где жи­ли В.А.Смир­нов, М.С.Бу­бен­нов и В.Д.Фе­до­ров... Мо­жет быть, там по-преж­не­му жи­вет кто-то из род­ст­вен­ни­ков. Хоть пе­ред ни­ми по­кай­ся за свой ли­те­ра­тур­ный блуд.

За­тро­нув во­прос об отъ­ез­де ев­ре­ев в Из­ра­иль и к отъ­ез­ду с род­ной зем­ли во­об­ще, кри­тик Б.Сар­нов пи­шет, что ког­да его друг (ещё один!) Ар­ка­дий Бе­лин­ков "со­вер­шил го­ло­во­кру­жи­тель­ный по­бег из на­шей об­щей тюрь­мы че­рез Юго­сла­вию в Аме­ри­ку", то он, по­жиз­нен­но за­клю­чен­ный, "про­сто оша­лел от вос­тор­га и за­ви­с­ти". Ну, ша­ле­ет Бе­ня, как мы зна­ем, то и де­ло — и от вос­тор­га, и от огор­че­ния, и от стра­ха, но ча­ще все­го — от зло­бы и не­на­ви­с­ти к "со­вет­ской тюрь­ме", взле­ле­яв­шей его в сы­те и хо­ле.

Вот и сей­час — оша­лел. И что даль­ше? На­до мчать­ся вслед за Ар­каш­кой, прав­да? Тем па­че, го­во­рит, на­счет "мо­раль­но­го пра­ва сбе­жать, по­ки­нуть ро­ди­ну, у ме­ня ни­ког­да не бы­ло ни ма­лей­ше­го со­мне­ния". Ка­кие, го­во­рит, мо­гут тут быть со­мне­ния, ес­ли Тют­чев хо­тел сбе­жать, ес­ли Го­голь сбе­жал в Ита­лию (прав­да, нена­дол­го), ес­ли мой учи­тель Шклов­ский сбе­жал (прав­да, тут же и вер­нул­ся), и вот те­перь мой друг Ар­каш­ка... Ну, и?.. "Я ту­по смо­т­рел на от­крыв­шу­ю­ся ка­лит­ку и не тро­гал­ся с ме­с­та... Но, тем не ме­нее, ос­та­вал­ся ярым сто­рон­ни­ком эми­г­ра­ции". И яро­ст­но аги­ти­ро­вал за неё. Уе­ха­ли все до­ро­гие дру­зья — Са­шень­ка Га­лич, Эмоч­ка Кор­жа­вин, Лё­вуш­ка Ко­пе­лев, Ва­сень­ка Ак­се­нов, Во­ву­ля Вой­но­вич... Есть ос­но­ва­ния по­ла­гать, что имен­но под вли­я­ни­ем его аги­та­ции. Все ука­ти­ли! А у ме­ня, го­во­рит, "от­вра­ще­ние к со­вет­ской жиз­ни до­шло до пре­де­ла", но — ни с ме­с­та! По­ни­мал, что у тех, ко­го он спро­ва­дил, всё-та­ки бы­ли име­на, там, за бу­г­ром они име­ли не­ко­то­рую из­ве­ст­ность хо­тя бы по шум­ной ис­то­рии со сбор­ни­ком "Ме­т­ро­поль", что по­мог­ло бы им ус­т­ро­ить­ся там, а ко­му мо­жет по­на­до­бить­ся он со сво­и­ми со­чи­не­ни­я­ми о Мар­ша­ке да опы­том ра­бо­ты в жур­на­ле "Пи­о­нер"? То есть, ору­до­вал он как ис­тин­ный про­во­ка­тор.

"Кое-кто из зна­ко­мых, — пи­шет, — уже стал на­ме­кать, что мне и са­мо­му луч­ше уе­хать". В чис­ле этих зна­ко­мых был и я, толь­ко не на­ме­кал, а пря­мо го­во­рил: "Бе­ня, шпарь! В тю­ря­ге же си­дишь. Хоть Ксан­тип­пу свою по­жа­лей. Дай ей вздох­нуть воз­ду­хом сво­бо­ды". Но эти на­мё­ки, го­во­рит, "при­во­ди­ли ме­ня в ярость". Стран­но, на­мё­ки-то бы­ли про­дик­то­ва­ны со­ст­ра­да­ни­ем. Но ско­рей все­го, де­ло тут в том, что он по­ни­мал: со­вет­чи­ки по­ни­ма­ют его про­во­ка­тор­скую сущ­ность. И он про­дол­жал: "Рос­сий­ский ли­те­ра­тор луч­ше вы­пол­нит своё пред­наз­на­че­ние, ко­неч­но же, не здесь, в тюрь­ме, а — там, на во­ле!" И при та­кой-то убеж­дён­но­с­ти — ни ша­га в сто­ро­ну во­ли.