Газета Завтра 992 (49 2012)

Завтра Газета Газета

"ЗАВТРА". Исполнение вашим оркестром Моцарта, Брамса, Дебюсси зритель встречает овациями. При этом зрителю оказывается вдвойне важно, когда вы исполняете музыку русских композиторов. Почему?

В.Ф. Потому что я — русский. Я весь напоен русской поэзией, русской природой, русским общением. Это говорит во мне и выливается в музыку. Свою русскую музыку я чувствую печенкой, можно так сказать. Хотя я проникаю и в другую музыку и беру от нее что-то для своей. На Западе можно было услышать: "Он играл, конечно, это скерцо по-русски". Как это понять? С их точки зрения, "по-русски" — ругательно. Это так, если ты играешь по-русски Моцарта. Это плохо. Ты должен войти в моцартовский стиль.

"ЗАВТРА". Сказывается

ли ваша дружба с Георгием Свиридовым при исполнении его музыки?

В.Ф. Нельзя сказать "дружба". Мы в разных, так сказать, весовых категориях. Он был для меня учителем, даже каким-то провидцем. Он ведь великий провидец. Он про сегодняшний день мне давно рассказал. Умнейший человек, нахождение рядом с ним было школой. Свиридов — композитор русского народа. Мы были раз в деревне, на Валдае, и пришли в сельпо искать валенки Свиридову. У него были больные ноги, он и летом в валенках ходил. Встали в очередь: "Валенки есть?" — а лето было. Впереди нас выпившие мужички. Один услышал про валенки, "Вы кому?" — спрашивает. Я говорю: "Свиридову". "Пошли! У меня дома валенки есть". Вот такой полупьяненький мужичок, представляете? Знал, что есть Свиридов.

"ЗАВТРА". Вы дали в Вене монументальный цикл "Все симфонические произведения Бетховена", и это стало событием в музыкальной жизни Европы. Есть мнение, что с Бетховена началось падение музыки, что он привнес в музыку нервозность, и эту нервозность назвали душой. 

В.Ф. Это неверно. Бетховен — композитор колоссального духа. Он ворочает глыбами человеческого духа. Бетховен — это новатор. Как каждый великий художник, он открыл свой путь в музыке. Нередко таких художников бьют. Я вот вам приведу пример. Гектор Берлиоз — великий французский композитор. Его во Франции били и не принимали, а вот Россия его признала. Бах — гений, выше всех! И его тоже били. Бетховен… это особый композитор. Он вообще не немецкий композитор, он — всемирный. Композитор на все времена. И самый, с моей точки зрения, современный.

"ЗАВТРА". Великая музыка рождает великую поэзию или наоборот?

В.Ф. Трудно сказать. Гёте еще говорил: "Там, где кончается слово, начинается музыка". Так что музыкой, вероятно, можно выразить больше и глубже, чем словом. Музыка вызывает чувства. Ну а музыка и слово — тем более. Так родился русский романс: великие стихи и великая музыка. Георгий Свиридов выбирал только высокую поэзию. Так родились немецкие Lieder.

"ЗАВТРА". Владимир Иванович, бывая на ваших концертах, сейчас вот беседуя с вами, наполняешься ощущением, что для вас совершенно естественно находиться в мире высокой музыки, высоких стремлений, поисков. Говорят, это — мука страшная. 

В.Ф. Конечно, служение искусству, музыке — это мука. Верно, есть два взгляда. Одни говорят: "Мой каждый выход на сцену, как на эшафот". Другие: "Выход на сцену — это праздник". Для меня — на эшафот, по ответственности.

"ЗАВТРА". Вы вспоминаете в себе мальчика, который играл в военном Ленинграде?

В.Ф. Конечно, вспоминаю… Я на своём баяне играл в госпиталях для раненых. Маленький, тащить баян не мог, у меня не хватало сил, но мне его притаскивали, и я играл. Помню, как во время войны был включен репродуктор, тарелка, которая играла с утра до ночи, а играла она классическую музыку. Мы слушали и Шостаковича, и Бетховена, и Чайковского… Постичь Бетховена в пять лет только гений может, но прослушивание этой музыки становилось неосознанным опытом жизни, он оказывал культурное влияние на тебя.

"ЗАВТРА". С чем или с кем были связаны ваши самые глубокие эмоциональные переживания?

В.Ф. Я вам назову имя Карлоса Клайбера. Немецко-австрийский дирижер, в настоящее время имя его нигде особенно не популяризируется. Я был с ним знаком, и это знакомство вызвало во мне самые глубокие эмоциональные переживания.

Это было настоящее прозрение в нашем деле, в искусстве дирижера. Его служение искусству не могло оставить равнодушным. Он современный дирижер, но в то же время раскрывал партитуру композитора так, словно сам был ее автором. Он нечасто давал концерты, дирижировал лучшими оркестрами: Венским филармоническим, Берлинским филармоническим, он был дирижером мира. Его тщательность, необыкновенная самоотдача в работе стали поводом для анекдотов. Говорили, Клайбер дирижирует в одном случае, если холодильник дома пустой. Клайбер не мог выйти к оркестру, если он что-то не доделал, что-то до конца не продумал, он страшно нервничал тогда. Он уехал в Словению, в деревню своей бывшей жены. Там умер, там его похоронили. И никто не знал, никто не сообщил об утрате величайшего дирижера двадцатого столетия. Это было чудом для меня. Я был потрясен. Как такое возможно?

"ЗАВТРА". Что вам дает силы? Как отдыхаете?

В.Ф. Я не могу это объяснить. Часть сил — это от Ольги Ивановны… (Ольга Ивановна Доброхотова — жена В.И. Федосеева, она присутствует во время нашей беседы. — М.А.). Часть сил от отдачи, служения музыке. На отдых уезжаю в деревню, у нас дом в деревне в Новгородской губернии. Беру с собой кучу партитур, три дня отдыха оказывается много. Разбираю партитуры. Потом в Москве, зимой уже, открываю партитуры и нахожу затерявшиеся в них сено, солому.

"ЗАВТРА". Владимир Иванович, в рамках "царского абонемента" Большой симфонический оркестр дал концерт, "Иван Грозный" Сергея Прокофьева. Что значит для вас личность Ивана Грозного?

В.Ф. Личность Ивана Грозного, может быть, и натолкнула меня на идею цикла царского абонемента "Власть и судьба". Хотелось сравнить прошлое с настоящим. В Грозном и хорошее, и плохое, но он — великий. И сегодня у меня есть какое-то глубокое сочувствие к нему. Вы знаете, я даже играл хоровую композицию Ивана Грозного, его стихиру. Он ведь и композитором был.

"ЗАВТРА". О чем вы задумываетесь, произнося слово "царь"?

В.Ф. Для русского человека царь значит очень многое. Мы всегда нуждались в царях. Наш народ всегда нуждался и нуждается во власти от Бога, справедливой, поэтому царь для нас, для русского народа, необходим. Пусть он даже будет называться не царем. Демократия для нас — это хаос. В хаосе мы и живем сегодня.

"ЗАВТРА". Какими понятиями, именами вы определили бы русский мир?

В.Ф. Это наша литература, великая русская литература: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тургенев, Достоевский — это наш русский мир. Это наши великие музыканты, великая наша живопись. Илья Репин, Михаил Нестеров — это всё мы.

"ЗАВТРА". Что исчезает из пространства музыкальной жизни России сегодня? 

В.Ф. У нас исчезает школа пения, у нас нет учителей скрипичных и пианистов. Мы потеряли школу исполнения романсов. А романсы всегда были связаны с домашним музицированием, с укладом жизни в России. У нас океан романсов, но мы теряем даже романсы Чайковского. В свое время Лемешев пел все сто двадцать романсов Чайковского! Сейчас этого нет… Ведь наша страна — очень певческая страна. Россия — это певунья. Сколько у нас было прекрасных хоров! Сибирский русский народный хор, Северный русский народный хор Нины Константиновны Мешко, Воронежский русский народный хор, потрясающие коллективы феноменальной народной культуры. А хор — это соборность, это выражение чувств друг к другу, это искусство, которое в нашей природе. Россия — страна большая, мы далеко друг от друга живем, и если мы имели возможность собираться на этих просторах, устраивать фестивали хоров, то сегодня всё наоборот. Сегодня хоров или просто нет? или они на грани нищеты. Как ножницами режутся на куски устои России, чтобы никто, никуда, ничего. Все разъединяются до единицы. Эгоизм и разобщенность нас погубит. А дальше-то что?