Где будет труп
Шрифт:
— Он не оставил записки?
— Не могу сказать, мадам. — Официант переминался с ноги на ногу. — Мистер Антуан, без сомнения, будет счастлив…
— Нет, не надо. Я привыкла к мистеру Алексису. Мне подходит его манера. Не важно.
— Да, мадам. Спасибо, мадам.
Официант ретировался. Гарриет видела, как он сказал что-то метрдотелю, пожав плечами. Оба красноречиво подняли брови. Гарриет почувствовала раздражение. Неужели такая участь ждет всех, кто не вышел замуж? Быть объектом насмешек официантов? Она еще раз взглянула на женщину, которая поднялась, собираясь уходить, и увидела на ее руке обручальное кольцо. Значит, замужество не спасает. Одинокие, замужние, вдовые, разведенные — конец один. Гарриет поежилась и почувствовала, что ей смертельно надоели эти танцы. Она допила кофе и удалилась в зал меньшего размера, где
— Бедняжка Мюриэл так и не оправилась от последних родов…
— Я с ней строго поговорила, я сказала: «Вы же понимаете, если вы уйдете до конца месяца, вы будете должны мне деньги…»
— Двенадцать гиней в неделю, да сто гиней хирургу заплатили…
— Чудные мальчики, оба совершенно чудные, но, отправив Ронни в Итон, а Уилфреда в Оксфорд…
— Напрасно они позволили мальчикам влезть в долги…
— Она так похудела, что я едва ее узнала. Но все равно не стала бы…
— Это вроде прогревания электричеством, что-то невероятное…
— А налоги и эта ужасная безработица…
— От нервов может быть расстройство желудка — такая неприятная вещь, так отравляет жизнь…
— Оставила меня ни с чем, а дом полон народу. Эти девицы такие неблагодарные!
«А это, — подумала Гарриет, — судя по всему, те, кому повезло. Пропади оно все пропадом! Так что там с городскими часами?»
Глава IV
Свидетельствует бритва
26
Перевод с англ. А. Азова.
Став свидетельницей описанных выше ужасов, любая уважающая себя женщина ни на минуту не сомкнула бы глаз, но Гарриет прекрасно выспалась в своем номере на втором этаже (с ванной, балконом и видом на набережную) и спустилась к завтраку со здоровым аппетитом.
Она завладела свежим выпуском «Морнинг стар» и погрузилась в изучение собственного интервью (с фотографией) на первой странице. Вдруг ее окликнул знакомый голос:
— С добрым утром, Шерлок. Где ваш халат? Которая это по счету трубка? На столике в гардеробной я видел шприц.
— Но вы-то как сюда попали? — спросила Гарриет.
— На машине, — лаконично ответил лорд Питер. — Они нашли труп?
— Кто вам сказал про труп?
— Я учуял его издали. Где будет труп, там соберутся орлы [27] . Можно я с вами позавтракаю?
— Разумеется. Откуда вы приехали?
— Из Лондона — как голубок, заслышавший зов суженой.
— Я не… — начала Гарриет.
— Я не вас имел в виду. Я имел в виду труп. Но раз уж речь зашла о суженых — вы выйдете за меня?
27
Мф. 24:28.
— Нет конечно.
— Я так и думал, но на всякий случай решил спросить. Вы сказали, они нашли тело?
— Нет, насколько я знаю.
— И не найдут пока. Там вовсю ревет зюйд-вест. Они, должно быть, в тоске. Нельзя вести дознание без тела. Ты должен предъявить тело: хабеас, как говорится, убитый корпус [28] .
— Нет, но правда, — запротестовала Гарриет, — откуда вы об этом узнали?
— Мне позвонил Солком Гарди из «Морнинг стар». Сказал, что «моя мисс Вэйн» нашла труп и не знаю ли я об этом чего-нибудь. Я ответил, что ничего не знаю, а мисс Вэйн, к несчастью, пока что не моя. Сорвался с места — и вот я здесь. Заодно и Гарди захватил. Думаю, он мне за этим и звонил. Стреляный воробей — всегда начеку.
28
Акт Habeas corpus —
— Так это он вам сообщил, где меня найти.
— Да, он, кажется, знает об этом все. Мне было обидно. Вообразите, каково узнавать в редакции «Морнинг стар» о местонахождении путеводной звезды вашего собственного небосклона. А Гарди вечно все знает. И как только такие вещи попадают в газеты?
— Я сама им позвонила, — объяснила Гарриет. — Это первоклассная реклама и так далее.
— Несомненно, — согласился Уимзи, щедро намазывая масло на тост. — Так вы им позвонили и выложили все кровавые подробности?
— Конечно. Первым делом.
— Вы деловая женщина. Но не свидетельствует ли это, прошу прощения, об определенном ожесточении чувств?
— Бесспорно. В данный момент мои чувства жестки, как коврик у входной двери.
— На котором даже «добро пожаловать» не написано. Но, возлюбленная моя, не подумали ли вы, памятуя, как я обожаю трупы, что было бы по-джентльменски взять меня в долю?
— Если посмотреть с этой стороны, то можно было, конечно, и взять, — признала Гарриет, слегка устыдившись. — Но я подумала…
— Женщины вечно смешивают профессиональное с личным, — укоризненно перебил Уимзи. — Ну, скажу только, что вам придется загладить свою вину. Все подробности, будьте любезны.
— Я устала рассказывать подробности, — упрямо буркнула Гарриет.
— И еще не так устанете, когда на вас насядут полиция и газетчики. Я с большим трудом сдерживаю Солкома Гарди. Он сейчас в вестибюле. «Флажок» и «Рожок» в курительной. Они примчались на машине. «Курьер» едет поездом (это серьезная, респектабельная, заслуженная газета), а «Громовержец» [29] и «Комета» торчат в дверях бара, надеясь что-нибудь из вас вытянуть. Те трое, что препираются со швейцаром, кажется, здешние. Фотографы в полном составе, утрамбовавшись все в один «моррис», отбыли на море, чтобы запечатлеть место, где было найдено тело, чего ввиду высокого прилива им сделать не удастся. Расскажите мне все здесь и сейчас, и я стану вашим пресс-секретарем.
29
«Громовержец» — прозвище газеты «Таймс», полученное в начале XIX века, когда ее влияние на британскую политику было гигантским.
— Хорошо, — сдалась Гарриет. — Я все скажу вам, что смогу [30] .
Она отставила тарелку и взяла чистый нож.
— Это — дорога вдоль берега из Лесстон-Хоу в Уилверкомб. Берег идет вот так. — Она потянулась за перечницей.
— Возьмите лучше соль, — предложил Уимзи. — Меньше раздражает слизистую.
— Спасибо. Эта полоска соли — пляж. А этот кусок хлеба — скала на мелководье.
Уимзи придвинул свой стул поближе.
— А эта ложечка, — подхватил он с ребяческим воодушевлением, — пускай будет трупом.
30
Гарриет цитирует, немного переиначив, начало стихотворения Томаса Мура «Сердце и лютня»:
Я все вам отдал, все, что мог, И беден дар мой был — Лишь лютню я на ваш порог И сердце положил. Лишь лютню — на ее ладах Сама любовь живет. Да сердце, любящее так, Как лютня не споет.