Где будет труп
Шрифт:
— Надеюсь, вы ни о чем таком не думаете.
— О, когда-нибудь я себя непременно убью, — жизнерадостно сказал Антуан. — Но не из-за любви. Нет. Я не настолько detraque [114] .
Такси подъехало к Зимнему саду. Гарриет слегка смутилась, заявляя, что заплатит сама, но сообразила, что для Антуана это в порядке вещей. Они подошли к служебному входу, и через пару минут к ним присоединились Лейла Гарленд и Луис да Сото — эталонная платиновая блондинка и эталонный светский повеса. Оба держались абсолютно спокойно и были невероятно вежливы. Единственная трудность, как обнаружила
114
Сумасшедший (фр.).
— Мне тем жальче, — сказала Лейла, — что мой бедный дорогой Поль…
— Не твой, любимая.
— Конечно, Луис, — но только ведь бедняжка погиб. Не важно, мне было его жаль, потому что бедный Поль, кажется, ужасно о чем-то переживал. Но мне он не доверился, а что делать девушке, когда мужчина ей не доверяется? Я даже думала иногда, что его кто-то шантажировал.
— Почему? Ему не хватало денег?
— Да, не хватало. Конечно, мне это было не важно, я не такая. Но все равно, знаете, неприятно, когда одного из ваших друзей шантажируют. Ну то есть девушке очень просто оказаться случайно замешанной в неприятности. Ну то есть это совсем нехорошо, да?
— Чего уж хорошего. А когда он начал переживать?
— Дайте подумать. Наверно, месяцев пять назад. Да. Ну то есть с тех пор, как начали приходить письма.
— Письма?
— Да. Длинные письма с иностранными штемпелями. Думаю, они приходили из Чехословакии или еще какого-то странного места. Но не из России, потому что я спросила, а он сказал, что нет. Мне тогда это показалось странным, ведь он говорил, что никогда не был за границей, только ребенком в России и еще в Америке, конечно.
— Вы говорили об этих письмах кому-нибудь еще?
— Нет. Понимаете, Поль всегда говорил, что ему плохо придется, если я о них расскажу. Сказал, большевики его убьют, если что-нибудь станет известно. А я ему: «Не понимаю, о чем ты. Я не большевичка, — говорю, — и не знакома ни с одним большевиком, неужели от тебя убудет, если ты мне расскажешь?» А теперь он умер, и ему уже ничего не повредит, да? И что до меня, я вообще не верю, что это большевики. Я хочу сказать, непохоже на них, да? Я ему сказала: «Так я в эту историю и поверила! Совсем меня за дуру считаешь?» Но он мне все равно не рассказал, и, конечно, это слегка охладило наши отношения. Ну то есть, когда девушка дружит с мужчиной, как я с Полем, она ждет, что ее будут уважать.
— Конечно! — горячо подхватила Гарриет. — Он был очень, очень неправ, что не был с вами до конца откровенен. Думаю, на вашем месте я бы чувствовала себя вправе узнать, от кого эти письма.
Лейла смущенно поиграла ломтиком хлеба.
— Вообще-то, — призналась она, — я однажды взглянула одним глазком. Решила, что должна защитить свои интересы. Но там был какой-то бред. Ни слова прочитать было нельзя.
— Они были на иностранном языке?
— Ну, я не знаю. Все печатными буквами, а в некоторых словах вообще
— Похоже на шифр, — предположил Антуан.
— Да, я тоже так сразу подумала. Мне это показалось ужасно странным.
— Но обычный шантажист, — сказала Гарриет, — конечно, не стал бы писать шифрованные письма.
— А почему бы и нет? Там могла быть целая банда, знаете, как в той книге, «След Лилового Питона». Вы не читали? Лиловый Питон — это был турецкий миллионер, и у него был тайный дом, полный бронированных комнат, где повсюду были роскошные оттоманки и обелиски.
— Обелиски?
— Ну да. Это такие не слишком уважаемые дамы. И у него были агенты во всех европейских странах, они скупали компрометирующие письма, а он писал жертвам шифрованные послания и подписывал их закорючкой, сделанной лиловыми чернилами. И только подруга английского сыщика вызнала его секрет, переодевшись обелиской, а сыщик, который на самом деле лорд Хамфри Чиллингфолд, прибыл вместе с полицией и едва успел спасти ее из мерзких объятий Лилового Питона. Ужасно интересно. Поль читал много такого — наверно, пытался вычитать, как ему совладать с гангстерами. Он и кино обожал. Конечно, в этих историях герой всегда одерживает верх, только бедный милый Поль был совсем не герой. Я ему как-то сказала: «Все это прекрасно, но я не могу представить, как ты врываешься в китайский опиумный притон, полный гангстеров, с пистолетом в кармане, а тебя травят газом и бьют по голове, а ты разрываешь путы и бросаешься на короля преступного мира с электрической лампочкой. Ты бы побоялся пораниться». Он правда побоялся бы. Так я ему и сказала.
Мистер да Сото одобрительно захихикал:
— Ты попала в точку, любимая. Бедный Алексис был мне другом, но храбрости у него не было ни капли. Я ему пригрозил, что если он не уберется с моего пути и не позволит малышке Лейле самой выбрать, кто ей по сердцу, то я ему двину в челюсть. Клянусь, он перепугался до смерти.
— Так и было, — подтвердила Лейла. — Конечно, девушка не будет уважать мужчину, который не может за себя постоять.
— Удивительно! — подал голос Антуан. — И этот юноша, такой робкий, такой обходительный, вспарывает себе горло до кости, потому что ты его отвергла. C’est inoui. [115]
115
Это невероятно (фр.).
— А ты, наверно, веришь в его историю про большевиков, — обиделась Лейла.
— Я? Я ни во что не верю. Я агностик. Но я говорю, что ваше описание Алексиса не слишком логично.
— Антуан вечно толкует о логике, — сказала Лейла. — А я говорю, что люди ведут себя нелогично. Сколько всего чудного они делают. Особенно мужчины. Я всегда говорила, что мужчины ужасно противоречивые создания.
— Еще бы, — вставил да Сото. — Ты совершенно права, моя прелесть. Конечно, иначе они бы не теряли голову из-за маленьких проказниц вроде тебя.
— Да, да. Но письма… — Гарриет отчаянно пыталась вернуться к теме. — Как часто они приходили?
— Раз в неделю, иногда чаще. Он запирал их в шкатулку. А еще он на них отвечал. Иногда я к нему заходила, а у него дверь закрыта. И мамаша Лефранк говорит, что он пишет письма и чтоб его не беспокоили. Естественно, никакой девушке не понравится, если ее друг так себя ведет. Ну то есть вы ждете, что он будет уделять внимание, а не запираться в комнате со своими письмами. Ну то есть не будет же девушка с таким мириться.