Где будет труп
Шрифт:
Он подошел к двери, осторожно приоткрыл ее и рявкнул в образовавшуюся щель:
— Хоррокс!
Секретарь бочком протиснулся внутрь.
— Хоррокс! Знаете это фото малышки Кон? Мы давали его кому-нибудь недавно?
— Да, сэр, разве не помните? Человек, который сказал, что ему нужен русский типаж в провинцию.
— Верно, верно. Я же помню, кто-то был. Расскажите о нем джентльменам. Мы ведь его не знаем, да?
— Нет, сэр. Он сказал, что собирает собственную труппу. Назвался… минутку. — Он достал с полки записную книжку и, послюнив палец, стал ее листать. — А, вот: Морис Вавазур.
— Имечко что надо, — пробормотал мистер Салливан. — Конечно, ненастоящее. Такие всегда ненастоящие. Он, скорее всего, Поттс или Спинк. С таким именем нельзя держать антрепризу. Несолидно. Теперь я его припоминаю. Низенький
— Вот как?
— Да. Не люблю, когда ищут хорошеньких девочек без опыта работы. Старый дядюшка Салливан, может, и не подарочек, но ничего такого не потерпит. Сказал ему, что у девчонки и так полно работы, но он ответил, что попытает счастья. Ко мне она с этим не пришла, я и решил, что она ему отказала. Если бы пришла, я б ей объяснил, что к чему. Не так уж я трясусь над своими комиссионными — спросите девочек, они вам скажут. А что, кстати, случилось? Этот Вавазур втянул ее в какую-то дрянь?
— Не совсем, — сказал Уимзи. — Она по-прежнему работает манекенщицей. Но Вавазур — инспектор, покажите мистеру Салливану ту, другую фотографию. Это он?
Салливан и Хоррокс разом склонились над фотографией Поля Алексиса и одновременно замотали головами.
— Нет, — сказал Хоррокс. — Это не он.
— Совсем не похож, — подтвердил Салливан.
— Вы уверены?
— Совсем не похож, — убежденно повторил Салливан. — Сколько этому парню? Вавазуру лет сорок, не меньше. Такой проходимец, щеки впалые, а голос сладкий, как сироп матушки Зигель [168] . Подошел бы на Иуду.
168
Популярное средство для улучшения пищеварения и повышения общего тонуса.
— Или на Ричарда III, — вставил Хоррокс.
— Это если делать его скользким и подобострастным, — сказал Салливан. — Но в пятом акте я его не представляю. В эпизоде с горожанами — пожалуй. Ну, это: наверху появляется Ричард, с книгой, между двух монахов [169] . Дело в том, — добавил он, — что на эту роль сложно подобрать актера. Противоречивая роль, я считаю. Можете не соглашаться, но я, бывает, кое-что читаю, а потом обдумываю прочитанное, и вот что вам скажу: когда Шекспир эту роль писал, он думал о чем-то другом. В начале пьесы Ричард слишком скользкий, в конце — слишком грозный. Это неестественно. Хотя пьеса всегда идет с успехом. Потому что в ней есть энергия. Динамика. Но Ричард будто сделан из двух людей — вот что мне не нравится. Один из них такой червяк-интриган, а другой такой храбрый бузотер, ярится и рубит головы направо-налево. Как-то это не сочетается, а?
169
Мистер Салливан приблизительно цитирует ремарку из седьмой сцены третьего акта: «На галерее появляется Глостер между двумя епископами». Перевод с англ. М. Донского.
Инспектор Ампелти начал постукивать ногой об пол.
— Я всегда думал, — откликнулся Уимзи, — что Шекспир написал Ричарда таким человеком, который всегда играет роль — все драматизирует, так сказать. Я не верю, что его ярость настоящая — как и его любовь. В сцене с земляникой [170] все становится понятно.
— Возможно, но сцена с Бэкингемом и часами [171] , а? Может, вы и правы. Разбираться в Шекспире — не мое дело, а? Мое дело — ножки хористок. Но я всю свою жизнь так или иначе связан с театром, а это ведь не только ножки и сцены в спальне. Смеетесь? Эк меня занесло. Но я вам вот что скажу: порой меня тошнит от моей работы. Доброй половине этих антрепренеров не нужны ни актеры, ни актрисы — им нужны типажи. Когда мой папаша руководил труппой, ему были нужны актеры: такие, чтоб сегодня могли играть
170
В этой сцене (акт III, сцена 4) Ричард мгновенно переходит от благодушия к ярости. Узнав, что Гастингс верен законному наследнику престола, он разыгрывает приступ гнева, обвиняет любовницу Гастингса в колдовстве и приказывает его казнить.
171
А здесь (акт IY сцена 2) Ричард повторяет «который час?», притворяясь, что не слышит, как Бэкингем, вышедший из милости, просит у него давно обещанную награду.
Инспектор Ампелти поднялся:
— Мы вам очень обязаны, мистер Салливан. Не станем вас больше задерживать.
— Жаль, что не очень-то сумел вам помочь. Если еще увижу этого Вавазура, дам вам знать. Но он, скорее всего, вылетел в трубу. Вы уверены, что у малышки Кон все в порядке?
— Скорее всего, мистер Салливан.
— Хорошая девочка, — повторил мистер Салливан. — Не хотелось бы, чтоб она сбилась с пути. Знаю, знаю, вы думаете, что я старый дурак.
— Ничуть, — сказал Уимзи.
Они вышли через заднюю дверь и молча спускались по узкой лестнице.
— Вавазур, ишь ты! — проворчал инспектор. — Хотел бы я знать, кто он и чего ему было надо… Думаете, этот жирный идиот замешан?
— Уверен, Салливан здесь ни при чем. И если он сказал, что ничего не знает о Вавазуре, можете быть уверены — он не антрепренер и вообще не из театральной среды. Эти люди все друг с другом знакомы.
— Пф! Будто это нам поможет.
— Как скажете. Интересно…
— Что?
— Интересно, почему Хоррокс подумал о Ричарде III?
— Увидел, наверное, что он дрянь человек. Ричард — это ведь тот тип, который решил стать душегубом, нет разве?
— Да. Но я почему-то не думаю, что Хоррокс способен вычислить злодея по лицу. Боюсь, его полностью удовлетворяет прискорбная практика набора актеров по типажам. Вертится какая-то мысль, но какая, пока не пойму.
Инспектор что-то буркнул и споткнулся о ящик — к тому времени они вступили в окрестности Вардур-стрит.
Глава XXIV
Свидетельствует школьный учитель
Смиренный, малодушный род людской.
Поля Алексиса хоронили в понедельник. Было много цветов и огромная толпа зевак. Лорд Питер еще был в Лондоне вместе с инспектором, но его достойно заменил Бантер, только утром вернувшийся из Хантингдоншира. Бантер со своей неизменной предусмотрительностью принес на похороны красивый венок с приличествующей случаю надписью. Близких усопшего представляла миссис Уэлдон при поддержке Генри, одетого в парадный черный костюм. Персонал «Гранд-отеля» прислал целую делегацию и цветочную композицию в виде саксофона. Руководитель оркестра, непримиримый буквалист, говорил, что пара бальных туфель куда лучше символизировала бы жизненный путь покойного, но общественное мнение воспротивилось. К тому же буквалистом, похоже, руководила профессиональная зависть. Мисс Лейла Гарленд явилась одетой, как скорбящая вдова. К негодованию миссис Уэлдон, в самый патетический момент она бросила в могилу гигантский букет пармских фиалок, затем картинно потеряла самообладание, и ее унесли в истерике. Церемония была подробно, с фотографиями, освещена в центральной прессе, а вечером ресторан «Гранд-отеля» так переполнился, что пришлось накрыть дополнительные столы в «салоне Людовика XV».