Где кончаются нервы
Шрифт:
– Так это из-за Сета и его родителей? – спросил я.
– Твой не... Ты не...
Он повернулся ко мне лицом.
– Я дал им повод думать, что я гей?
– В принципе, да.
Майкл тихо рассмеялся.
– Давай просто скажем, что после того, как мой отец застукал меня в моей спальне с главной чирлидершей, когда мне было семнадцать, он, по большей части, забыл об этом.
– Его смех угас.
– Ну, ладно, он забыл об этом на неделю или две.
– Значит, они все еще спрашивают?
– Иногда.
– Он кивнул.
–
– Не возражаешь, если я спрошу кое-что личное? – сглотнул я.
– Дерзай.
Я колебался, но, в конце концов, спросил:
– Тебе нравятся только женщины, да?
– Абсолютно, - быстро, почти резко ответил он, но затем снова рассмеялся.
– Главная черлидерша недостаточно убедительна?
– Некоторые парни идут обоими путями.
– А ты думаешь, я такой?
– Майкл слегка напрягся.
– Я не знаю. Мне просто любопытно.
– Я прочистил горло.
– Очевидно, это не мое дело. Просто, знаешь, как я уже сказал, любопытство.
Майкл уставился в темный двор, и что-то нечитаемое застыло на его лице.
– Я так и не добился от них ответа. Если во мне и было что-то особенное, я имею в виду. По крайней мере, они не отправили меня ни в один из этих лагерей.
Мы оба вздрогнули.
– Это когда-нибудь предлагалось?
– Несколько раз, - процедил он сквозь зубы.
– Моим родителям, слава Богу, эти места нравились еще меньше, чем мысль о том, что я гей. Но они никогда не переставали сомневаться во мне. Даже сейчас, когда я спрашиваю их, почему они решили, что я такой, они как бы замолкают, неловко отвечают «просто интересно» и меняют тему.
– Он повернулся ко мне.
– Когда ты понял, что ты такой?
Я поиграл крышкой от своей бутылки с водой.
– Когда мне было двенадцать.
– Так рано?
– Ага.
– Я кивнул.
– Ну, я не совсем понимал, что значит быть геем. Все, что я знал, это то, что когда один из моих друзей стащил у своего отца номер «Плейбоя» и показал его нам, это произвело на меня не такое сильное впечатление, как постеры бойз-бэнда, которыми была обклеена комната моей сестры.
– Воспоминание заставило меня рассмеяться. Майкл тоже засмеялся, но это был вымученный, неловкий звук. Я продолжил: - В любом случае, мне было шестнадцать, когда я понял, что я гей и что это значит. В семнадцать лет я вышел в свет и никогда не оглядывался назад.
Майкл ничего не сказал.
У меня в голове возник вопрос, и только через секунду я осознал, что произнес его вслух:
– Тебя это беспокоит?
Он посмотрел на меня в темноте.
– Меня беспокоит
– Что я гей?
– Нет, конечно, нет.
– Он улыбнулся, но улыбка получилась такой же натянутой, как и его смех минуту назад.
– Я когда-нибудь давал тебе повод так думать?
– Нет, не давал, - сказал я.
– Я не знаю; наверное, я просто задавался вопросом. С тех пор, как ты согласился переехать ко мне.
– А я бы переехал, если бы это было так?
– Ну, я имею в виду, мы оба сейчас в отчаянном положении.
– Я неловко поерзал.
– Попрошайкам выбирать не приходится и все такое. Поэтому я не был уверен, беспокоит ли это тебя. Особенно то, что твой сын живет со мной.
– А почему это должно беспокоить?
– Ну, это...
– Я поймал себя на том, что прикусываю губу изнутри, раздумывая, как закончить ответ.
– Хм?
Хотя в темноте это было едва заметно, я наблюдал, как мой большой палец обводит край этикетки на бутылке с водой, продолжая пытаться облечь свою мысль в слова.
– Послушай, - продолжал Майкл, - если бы у меня были какие-то проблемы с геями, мы бы с Сетом не дружили так долго. Он бы с этим не смирился.
– О, нет, конечно, - сказал я.
– Я не имел в виду, что гетеросексуальные мужчины по умолчанию гомофобны. Ты, очевидно, нет. Но в прошлом я знал нескольких парней, которые совершенно спокойно относились к этому, до тех пор, пока в игру не вступали условия для ночлега.
Майкл рассмеялся.
– Ну, мы же не живем в одной комнате.
– Нет, это правда.
– К несчастью.
– Я, черт возьми, не знаю. Наверное, это был глупый вопрос. Я вроде как привык к тому, как гетеросексуальные парни ведут себя… мне не по себе от этой мысли.
– Нет, это не глупый вопрос. Если ты привык к странным реакциям, я понимаю, что нужно быть настороже, ожидая, что кто-то отреагирует подобным образом.
Снова воцарилось молчание. После того, как я придал нашему, теперь уже покойному, разговору неловкий оборот, я не был уверен, что сказать, чтобы вернуть нас к более приятной теме. Может, лучше было оставить все как есть. Зайти в дом, закруглиться и посмотреть, не возникнет ли неловкость на следующий день.
Я набрал в грудь воздуха, собираясь откланяться, но он заговорил раньше, чем я успел.
– Ты когда-нибудь в этом сомневался?
– В чем именно?
– Я нахмурил брови.
– В том, что ты гей?
– Больше нет.
– Но ты сомневался?
– Конечно, я сомневался.
– Я рассмеялся.
– А кто бы этого не делал? Не думаю, что кто-то добровольно соглашается на то дерьмо, с которым мы миримся, так что у меня было много разговоров с зеркалом на тему «ты уверен насчет этого?».
– Но ты всегда приходил к одному и тому же выводу.
Я кивнул.
– Ты когда-нибудь...
– Он замолчал, снова уставившись на двор, а не на меня.
– Ты когда-нибудь встречался с женщинами?