ГДЕ ЛУЧШЕ?
Шрифт:
– Поладили, значит?
– Еще бы. Только теперь уж я к ней, когда нужно, буду ходить. Она, вишь ты, пригласила меня затем, што муж ей написал, што едет в Петербург по делам и хочет ее требовать к себе. Ну, она мне и говорит: ты, говорит, Захар Константиныч, поживи у меня это время. Как муж приедет, я скажу ему, что с ним не желаю жить, а желаю развода, чтобы с тобой обвенчаться.
– Ишь ты, братец, какие у вас дела! Ну, што ж ты не хочешь на ней жениться?
– Избави бог! Она барыня, а я мужик. Да я и не намерен жениться: что мне чужую-то жизнь заедать…
– Неужли у нее получше
– Кто ее знает. Ей, должно быть, потому хочется за меня, што у нее есть девочка; третий годок ей идет. И говорит она: как только выйдет за меня, то продаст именье в Польше - еще есть десятин триста - и откроет здесь магазин и читальню для рабочих - просвещать, слышь ты, нас хочет. И жалко мне ее, да не нравится она мне, и от теперешней жизни отстать не хочется.
– По-моему, нехорошо от нее вытягивать деньги.
– И я это знаю. Все, что ни говорю товарищам о себе, - хвастовство одно; а стань хвалиться, что поступаешь честным манером, смеяться станут. Вот и про часы я тебе сказал тоже неправду. Она мне подарила часы, а я их спрятал в сундучке и даже в кабак не закладываю.
– Ведь ты ее любишь?
– Иногда жалко мне ее, так вот тебя и тянет. А пойдешь - назад тянет. Придешь к ней, скучно, да и она уж не такая веселая, как прежде, - все укоряет. Вот только у пьяного и смелость явится - так редко пускает пьяного! А уж жениться я не могу на ней и подавно. Женишься, она и возьмет тебя в руки; станет грызть. Я было думал, в таком случае, если бы напала дурь, в самом деле жениться на ней, открыть какую-нибудь кузницу али мастерскую, потому я это дело хорошо смыслю, да ведь я слаб. Вот и теперь - неделю не пьешь, а как запьешь, дак все к черту. Што про это говорить!.. Прощай.
И Потемкин пошел.
Четыре дня Игнатий Прокофьич высматривал себе место и квартиру, и везде ничего не оказывалось. Никто не хвалился своим житьем, все сетовали на дороговизну, грубое обращение мастеров и хозяев, слабое здоровье, - и Петров был в затруднении насчет места. Но ему уже не хотелось изменить своего желания, и он искал.
XVII КАК ПЕТРОВ ДОМОГАЕТСЯ ТОГО, ЧЕГО ХОТЕЛ
Петров ходил до сих пор по краям; теперь он пошел внутрь Петербурга. Но тут проходил понапрасну два дня. Наконец зашел в одну из мастерских на Итальянской улице, с хозяином которой он восемь лет тому назад работал вместе на одном заводе. Этот господин тогда женился на немке и открыл мастерскую. В течение шести лет они видались в пасху и в масленицу на гуляньях, а потом Петров так и не слыхал о хозяине с Итальянской.
Над воротами большого четырехэтажного дома была прибита вывеска, которая свидетельствовала изображением самовара, кастрюль и кранов, что тут мастерская, в которой лудят и чинят медную посуду. Был полдень, когда Петров подошел к этому дому. У ворот стояло двое молодых мастеровых в своем наряде: рубахе, брюках, которые покрывал засаленный передник, с ремешком на лбу и в калошах на босую ногу. Петров давно уже не видал мастеровых у домов в таком виде: рабочие по краям города в таком виде находятся только при деле, из фабрик или заводов на улицу не выбегают, а когда
– Вы не из мастерской ли Платонова?
– спросил мастеровых Петров.
– Какого Платонова?
– спросил в свою очередь один из мастеровых и лукаво взглянул на товарища.
– Исая Павлыча.
– Тут нет таких. Ищи в другом месте, - проговорил с усмешкой другой мастеровой.
Петров вошел во двор. Задняя сторона дома имела только два этажа. Над дверями внизу была прибита вывеска мастерской.
"Таков уж характер в мастеровых, чтобы не отвечать сразу", - подумал Петров и вошел в мастерскую.
Это была большая темная комната о трех окнах с тусклыми стеклами в рамах. По правую сторону мастерской помещалась печь и мехи для раздуванья; между печью и дверями за перегородкой лежал каменный уголь и какие-то железные куски, налево были сделаны сиденья для рабочих и верстаки; инструменты были разбросаны, уголья и зола в печи холодные. Во всей мастерской работал только один мальчик, сидя у окна.
– Что у вас за праздник?
– спросил Петров мальчика.
Но тот не отвечал, только косо посмотрел на посетителя.
– Тебе кого?
– спросил он Петрова.
– Хозяина.
– У нас нет хозяина, а хозяйка уехала в Кронштадт.
Оказалось, что сам Платонов лежит уже в земле полтора года и мастерскою заправляет его жена. При жизни Платонова в мастерской работало двенадцать мальчиков и двое мастеровых под присмотром самого хозяина. Заказов было много, и рабочим хорошо было жить, потому что хозяин был смирный, никого не обижал и помощникам потачки не давал. После его смерти вдова предоставила все дело двум помощникам, которые друг с другом ссорились из-за того, что каждому хотелось быть первым; мальчики их не слушались, их стали увольнять и на место их принимали всякий сброд. Поэтому хозяйка решилась отказать помощникам и поехала в Кронштадт к брату, чтобы взять у него хорошего мастера из немцев. Теперь у хозяйки жил только один мальчик.
– А кто ее брат?
Мальчик сказал.
– Да я с ним вместе в обученье был; потом он на Средней Мещанской кузницу держал. Я его знаю, толстопузого немца.
Петров отправился в Кронштадт, разыскал Шварца.
– Здравствуйте, Иван Иваныч!
– Кто ти! Как смель ходить по чужим мастерским?
– Забыли Игнатья Прокофьева?
Немец просиял, стал тереть руки, потрепал Петрова несколько раз по спине и звал в комнату, но он отказался.
– Я ведь сюда ненадолго, по делу; да и сообщение-то не совсем удобное. А вот пойдем выпьем пива.
За пивом Петров сообщил Шварцу, зачем он приехал в Кронштадт.
– Она еще здесь. Она просит мастеров… А я советую бросить: где ей возиться? Она не Шварц и не Платонов.
– Зачем же ей бросать, если она не один год живет на одном месте?
– Да, место много значит. Я в Средней Мещанской семь лет выжил. Первые два года было о-о как трудно, а потом ничего. И теперь бы жил там, да стали перестроивать дом.
– И ей достаточно было бы одного мастера, который бы смотрел за всем.
– И достаточно, только надо немца. Немца лучше слушаются, чем русского.