ГДЕ ЛУЧШЕ?
Шрифт:
– Братцы, не знаете ли вы Демьянова Егора?
– спросил Петров одну кучу рабочих.
Рабочие стали спрашивать друг друга. Это переспрашиванье перешло по всему отделению.
– По какой он работе?
– спросили Петрова.
– По рельсовой.
– Это не у нас.
– Што же у вас-то?
– Колеса, крючья, цепи… Мало ли? Здесь кузница; дальше будет формировочная, потом казенная…
– А много ли вы получаете?
– Мы казенные, и цена у нас казенная. У нас по комплекту. Так што ежели у кого есть дети - дети должны сюда поступать.
– А если кто со стороны желает поступить?
– Нужно
– И вам это нравится?
– Ошиблись в расчетах… Хотим просить вольготы. А впрочем, говорят, новое начальство будет: обещают другие порядки.
Пошел он к водочному заводу. Там не работали: что-то попортилось. Идя мимо него, Петров встречался с рабочими, или стоящими у перил набережной, или сидящими перед воротами.
– Что это завод-то ваш оплошал?
– спросил он одну кучку.
– А штоб ему сдохнуть!.. толкуют, хозяин под суд попался, да и попортилось што-то.
– Да ведь если под суд попался, так надо бы больше заработывать. Не так ли, братцы?
– Так-то так, да управленье-то дурацкое. Управляющий, говорят, сбежал в другое место и отчеты сжег.
– Ну, это другое дело… А вы все-таки ждете у моря погоды?
– Что делать? Надо. Мы не привыкли к другому делу, тут у нас семейства на квартирах.
– Что про это говорить! А вас много?
– Да до тысячи с лишком наберется.
На заводе Главного Общества железных дорог впечатление было лучше.
– У нас тем хорошо, што свой суд. Кто если станет жаловаться полиции, того вон. Плату дают исправно, в какое время скажут, без задержки. Если не придешь, сам виноват, потому у нас полторы тысячи рабочих. У нас принимают всяких, так что есть солдаты, которые умеют только музыкантить, а кузнечного ремесла не понимают, - и те получают по пятидесяти копеек в сутки. Ну, это, конечно, зависит от нас. А вот насчет занятия у нас обрезывают.
– По-заграничному?
– А уж кто его знает. У нас рассчитано, сколько к какому делу нужно мастеровых и сколько поэтому должно выйти в сутки. У них таким порядком рассчитано, сколько обществу стоит каждый рабочий день, и идет все как по маслу - ни прибавки, ни убавки. Только вот тем мастеровым-то убыточно, кои работают со штуки. Например, мне в сутки положено рубль двадцать копеек, больше я получить не могу, это высшая плата, потому что у нас десятники получают по рублю сорок копеек в сутки, и поэтому если я починю пять колес в сутки, то кладется в счет только два колеса, а за остальные мне ничего не платят.
– Зачем же усердствовать-то?
– А если делать нечего? Да для меня плевое дело исправить колесо или новое сделать; известно, одно колесо в десяти руках перебывает, а только к одному попадает на штуку. А если сидишь без дела, ругают. Уйти нельзя, денег не дадут за цельный день.
Петров зашел к одному мастеровому, недалеко от Варшавской железной дороги. Приятель его был дома и починивал замок, а мать приятеля гладила манишку.
– У нас здесь по-заграничному: если на работу не пришел, представь свидетельство от доктора, коих у нас трое, - ну, и примут; если обругал мастера, потащат судить в правление и потом рассчитают; если работа случится ночью, плату увеличивают. Ну, и начальство любит, чтобы его уважали.
– Ну, а как же ты дома-то работаешь?
–
– Да так: захворал. Живот так и тянет. Выпил перцовки - не легчает. Сходил к нашему доктору, тот какого-то лекарства прописал, и все нет легче. Вот я и принялся дома за замок, уж недели две как взял, кончить надо. Ну, а ты как? Ведь у вас там лучше нашего…
Петров рассказал приятелю о своем намерении.
– Оно, пожалуй, отчего не попробовать, если есть деньги. А все-таки у вас лучше нашего тем, что платят хорошо. У нас хоть и легче работа, иной раз и делать нечего, а уйти нельзя, потому что за тобой день считается, зато уж больше тридцати пяти рублей не получишь в месяц.
От приятеля Петров зашел к одному лавочнику, Телятникову. Телятников годов шесть тому назад жил подручным у лавочника и, женившись на его сестре, открыл на набережной Обводного канала свою лавочку. Он рассчитывал на рабочий народ, которого тут живет много, но стал продавать дороже других лавочников и не верил на книжки, отчего у него торговля шла тихо. Кроме этого, некоторых вещей он не держал вовсе в лавке. Лавка его хотя и была первая в шестом доме от угла Измайловского проспекта и другие мелочные лавочки находились от его лавки к Царскосельскому проспекту через три дома, но народ шел за провизией в эти лавки. И Телятников перебивался кое-как, продавая вещи жильцам того дома, в котором он снимал лавку, служащим на Варшавской железной дороге, извозчикам, возящим грязь и другие нечистоты и живущим через дом от его лавки в каком-то пустом амбаре, и летом - судорабочим. Поэтому Телятников стал продавать дешевле и отпускал в долг, но и тут покупателей было мало, потому что все привыкли покупать в одном месте, и к нему шли брать только такие, которым не верили в других лавочках.
– Ну, как дела, Герасим Трифоныч? Больше году, как уж вы здесь живете, - спросил Телятникова Петров.
– Просто хоть лавку запирай. На два рубля в сутки торгую.
– Што так плохо? Вы говорили, что здесь вам отлично будет торговать, потому что лавочников мало, Сенная далеко, а народу живет много такого, которому некогда разбирать, где товар лучше.
– Да здесь такой, я те скажу, народец - беда. Вот, например, варшавские: взял раз, не понравилось, - и ни за что ты его в лавку не заманишь. Мало этого, своим товарищам скажет, какой у меня хлеб, - и тому подобное. А мастеровые такой народ воровской, што и говорить нечего: он все норовит, как бы ему в долг. Наберет много, видит, что денег нет, и пойдет забирать в другие лавочки; так за ним и пропадут деньги, - беда! Теперь вот за помещение я плачу в год четыреста пятьдесят рублей серебром, - а што? Лавка маленькая; когда идет дождь, вода в нее льет, а весною наказанье с этой водой.
– Отчего ж другие торгуют и не жалуются?
– Оттого, что они давно тут торгуют и про меня всякую всячину насказывают своим покупателям. Надо будет в другое место перебраться, только еще не знаю, куда.
Навстречу Петрову попался Потемкин.
Он был одет франтовски, на жилете красовалась цепочка.
– Который час на твоих колесах, Захар Константиныч?
– спросил Петров Потемкина.
– Все!
– и Потемкин дернул цепочку, которая оказалась без часов.
– Сбираюсь к полковнице, надо еще малую толику взять денег. Вот я и выдумал цепочку. А даст, я знаю.