Где найдешь, где потеряешь…
Шрифт:
Проснулась Анфиса рано. Голова была ясной. Даже после такого дня, как вчерашний, и после такой ночи.
«Сексотерапия», – усмехнулась она про себя. Потянулась в постели и услышала голос Андрея, о чем-то беседующего с тетушкой на кухне.
«Зачем? – подумала она, вспоминая не без некоторого удовольствия прошедшую ночь. – Разбитую чашку навряд ли склеишь… А, ладно. Что было, то было… Да и какая разница – ночью больше, ночью меньше…» Странное чувство, которое охватывало Анфису каждый раз во время ночных ласк, озадачивало
Анфиса покопалась в постели, нашла в ногах свой скомканный халатик. Встряхнув его, надела и вышла.
Ее нос уловил аппетитный запах блинов.
– А вот и моя женушка, – произнес Андрей каким-то елейным заискивающим голосом и чмокнул ее в щеку. – Доброе утро, соня.
– Доброе утро, – сказала Анфиса сразу всем.
– А я жду тебя не дождусь. Мне же уезжать пора, – продолжал Андрей, сжимая ее в объятиях.
– Ну и уезжай, – равнодушно ответила Анфиса, высвобождаясь из его объятий.
– Хорошо, – по тону было видно, что Андрей обиделся. – Если я правильно понял, ты со мной не поедешь…
Анфиса согласно кивнула головой и отщипнула кусочек горячего блина, только что снятого тетей Машей с пышущей жаром сковородки.
– Хорошо, – повторил он. – отдохни здесь.Приди в себя. Может, тогда сможешь понять, что теряешь. Я же тебя два года на руках носил… Ну кто, кто тебя еще так любить будет? Ну объясните хоть вы ей, тетя Маша… – обратился он к тетушке за помощью.
Но тетя Маша сделала вид, что настолько увлечена своим занятием, что не расслышала его.
– Ну, завел, – Анфиса повернулась, чтобы уйти. Ей было неудобно выяснять отношения с мужем перед тетей.
– Подожди, – Андрей поймал ее за полу халатика. – Я не хотел тебя будить… Но теперь мне действительно пора.
– Так в чем дело? Дверь открыта.
– Сережки сними.
– Что? – Анфиса сначала не поняла, о чем речь.
– Сережки, – настойчиво повторил Андрей.
– Ах да, – наконец Анфиса догадалась, в чем дело. Колье и кольца она сбросила ночью в пепельницу. Их он, конечно, уже спрятал. А вот сережки… Они так и остались в ушах, и Андрей теперь требовал свою драгоценность обратно.
Щелкнув застежками, она вложила серьги в его руку.
– На, держи свое имущество, – тон ее был ироничен. Но Андрей его не заметил. Или не желал замечать. Быстро собравшись и простившись, он уехал.
– Господи, думала, помиритесь, – вздохнула тетя Маша, когда за Андреем захлопнулась дверь. – Ан нет, вижу.
– Нет.
– Не стерпится у вас, не слюбится. Ладно, ушла я, Анфисочка, нянькаться. А ты кушай здесь блины, пока горяченькие. Его-то я уже накормила…
Анфиса, не умываясь, села на стул и, положив сметаны, опустила в нее горячий блин. Она соскучилась по блинам. У самой у нее они не получались такие вкусные. То тесто было слишком густым, то слишком жидким. И выходили у нее вместо таких,
как у тетушки, кругленьких, тоненьких в
Наевшись и перемыв посуду, Анфиса стала убирать постель. Подняла одеяло. Под ним лежали несколько стодолларовых купюр и записка: «Тебе на жизнь, дорогая. Андрей».
«Идиот», – подумала Анфиса.
Она вновь мыслями вернулась к Антону, Анне Максимовне, к Роману Семеновичу и к вечному русскому вопросу «Что делать?». Действительно, что же делать дальше? Первое желание было – оставить все как есть. Не ее это дело. Свой долг отзывчивого к чужим горестям человека она выполнила. Отсидела в «каталажке», грохнулась в обморок, едва не была сожрана умной и проницательной кавказской овчаркой. Чего еще от нее требовать?
Но в памяти вновь и вновь возникал мальчик – Антон, каким она знала его. Представлялась сгорбленная его мать. И колдун со своим маятником лез в голову.
Колдун особенно смущал ее. Непонятна все-таки эта история с ангаром. Если Роман Семенович действительно шарлатан, как он мог знать про ангар? А если был там и видел его, то зачем ему морочить женщине голову? Только ради денег? А может, действительно, Антон побывал там?
У Анфисы возникло желание разгадать эту загадку.
И Анфиса приняла решение продолжать с Анной Максимовной поиски Антона. А если уже она чем-то загорится, то остановить ее невозможно.
Катьке иногда хотелось удушить Штыря. Дело не в том, что он был гpyб, хамоват, не ставил ее ни во что, да еще и хлестал по щекам. Дело было в другом.
– Ну что, сучка, уколоться охота? – спрашивал он, глядя на нее.
– Ты же обещал.
– Ага, – он поиграл перед ее носом пакетиком. – Смотри, классный «гера»… Представляешь, в вену сейчас. Раскумаришься. Сладенько так… Вышел небось запасец-то?
– Ты же знаешь, что вышел, бля! – заорала Катька.
– Во… А где тебе еще взять? На угол пойдешь, подторговывать телом?
– Ну и пойду!
– Много наторгуешь? – заинтересовался он.
– Хватит!
– Не дойдешь. Тебе сейчас ширнуться надо, – он раскрыл пакетик и сделал вид, что дунет.
– Сука! – заорала Катька. – Ты что, издеваешься?
– Издеваюсь.
– Штырь, – вдруг неожиданно спокойно сказала она, прожигая его взглядом. – А я ведь…
– Ну, договаривай…
– Я ведь и замочить могу. ..
– Чего? – Он выпятил челюсть и наткнулся на взгляд Катьки.
Такой он ее не видел никогда.
– Вот уродина, – он хлестнул ее по щеке. –
Кого убить, тварь? –Он свернул пакет, встал, наподдал сидящей на корточках Катьке ногой. – Ты на кого вякаешь, дешевка? А?
– А чего ты, бля? Чего ты все на меня? – Она заплакала. – Все дерешься. Ругаешься.
– А кто тебя порошком кормит, сука?
– Ты… Извини, зайчик! Извини…
– Ладно, – он протянул ей пакет. – Держи. Считай, заработала.
Она взяла пакет.
– Поганый вы народец, наркоши, – поморщился Штырь. – Надежды на вас никакой. За один чек кого хошь продадите.