Где не было тыла (Документальная повесть)
Шрифт:
— Что же ты здесь делаешь? — спросил я.
— Теперь я пекарь.
— А сколько в лагере женщин?
— Четыре.
— А в пекарне чем занята?
— Сначала поставили уборщицей. Потом я сделала сладкий пирог… по заказу локотинента [15] , и тогда меня перевели пекарем.
— Ты сумеешь войти в доверие локотинента, чтобы, пользуясь хотя бы относительной свободой, завязать знакомства в городе и среди военных?
Она посмотрела мне прямо в глаза и, не задумываясь, ответила:
15
Локотинент —
— Если нужно, постараюсь…
— Ты будешь выполнять задания комитета. Наши доверенные есть и среди красноармейцев, которые возят хлеб в лагерь. Познакомься с Петро Стево. Это румынский солдат, переведенный с командой из Тимишоары. Основное, что нам нужно, — связаться с румынскими коммунистами. Веди себя осторожно. Встречаться будем здесь.
— Рындин, давай сюда! — услышал я голос из перевязочной. Мы пожали друг другу руки, и я ушел.
Прошло дней девять после встречи с Березкой. И вот как–то красноармеец из административного двора передал нам записку и пачку денег—15 000 лей.
В записке говорилось: «Познакомилась с учительницей. Она сообщила о том, что заслать коммуниста в число служащих лагеря нет возможности. ЦК партии в связи с репрессиями режима Антонеску в глубоком подполье. Однако удалось установить, что коммунисты организуют боевые патриотические отряды и готовят их к восстанию. Комитет Единого рабочего фронта призывает народ к борьбе за прекращение войны против Советского Союза. В одном из обращений говорится: «Не дадим ни одной копейки взаймы Антонеску, который продолжает вести проигранную Гитлером войну». Деньги, которые передала мне учительница, собраны рабочими. Б.»
Деньги отдали на хранение Федору Пселу. Эта денежная помощь из–за проволоки вызвала одновременно какое–то смешанное чувство. С одной стороны, нас угнетали фашистские порядки в отношении к пленным в лагерях, хотя румынскую администрацию никак нельзя было сравнить с гитлеровской, а с другой стороны, нас ободряло внимание и забота тех, кто думал о нас, помогал нам. Значит, и среди румынского народа было не мало тех, кто искренне сочувствовал советским людям, верил в торжество добра и высшей справедливости.
Очевидно, к этой категории румынских граждан следует отнести постоянно оказывавшего нам помощь Петро Стево.
НАМ НАНОСЯТ УДАР
Он был нанесен неожиданно.
Раннее утро озарилось яркими красками восхода. Первые дни апреля радовали — ведь это же весна! Над Дунаем розовыми шлейфами висели тучи. Только на болгарской стороне горный хребет еще дремал в синеющей дымке. День предвиделся солнечный, теплый.
Три дня назад прошли первые весенние грозовые дожди, и кое–где еще блестели большие лужи. Люди выходили из бараков, шумно умывались, крепкие на ноги пробегали по кругу плаца.
Я стоял у окна, ожидая Володаренко со сводкой Совинформбюро. Предыдущие сообщения, принятые по нашему
После того как мы отметили освобождение Киева, каждый день теперь приносил радостные вести с востока. Все с нетерпением ждали новых сообщений о победоносном наступлении Советской Армии на запад. Самой последней новостью для нас было освобождение Крыма и выход 2-го и 3-го Украинских фронтов к Яссам — Дубоссарам — Тирасполю. Это было как раз то, в чем видели свое спасение люди, томящиеся в фашистских лагерях.
Все ждали новостей. Сводки готовили Володаренко и Шамов. И меня, и членов «семерки» надвигающиеся события волновали не менее, чем остальных узников. Поэтому, встретившись с редактором нашего рукописного журнала И. Д. Денисовым, я попросил его поместить обзор «Конец фашистов неизбежен» в очередной номер. Договорились и о починке обуви для пятой секции.
Тру–уу, тру–уу, тру–у–у… — вдруг заиграла труба.
— Тревога, выходи!
— Строиться! — прокричал старший барака.
Захлопали доски нар, барак наполнился шумом. Люди высыпали на плац.
«Это не поверка, — подумал я. — Тревога в лагере бывает только в исключительных случаях. Значит, что–то случилось».
Возбужденный недобрым предчувствием, я выхватил из–под матраца «Краткий курс истории ВКП(б)» и бросился к заветному уголку, едва не сбив с ног румынского капрала. Через одно из отверстий сунул книгу между полом и балкой.
На плацу быстро строились. Когда умолк сигнал трубы, распахнулись ворота и из комендантского двора показался строй сантинел с винтовками наперевес. Звучно отбивая шаг, отряд вышел на плац и, быстро рассыпавшись, окружил пленных.
— Что–то случилось, — услышал я за спиной приглушенный голос.
— Обыск будет…
— Аресты начнутся, готовьтесь, товарищи, — пошло по рядам.
— А может, тоннели обнаружили? — спросил стоявший рядом Володаренко.
На плацу появился комендант лагеря Попович, начальник сигуранцы, дежурный офицер, мажор. Хазанович встал перед строем. Обычно, когда Попович появлялся в расположении лагеря, он обменивался приветствием со старшим по лагерю, но теперь, не обратив на Хазановича внимания, что–то резко приказал переводчику.
— Подайте команду: колоннам выходить за ворота. — перевел тот.
Взводы колыхнулись, направляясь к выходу. За воротами караул сопровождал пленных до входа на другой двор. В тени барака толпились вооруженные лопатами, кирками, топорами охранники и полицаи.
«Идут ломать бараки, вскрывать тоннели», — мелькнула догадка.
— Полный провал, товарищи, — сказал кто–то вслух.
Между тем колонны пленных перешли на другой двор, представляющий большой грязный огород, на котором размещалось десятка три земляных нор, покрытых сверху камышом. Осенью эти ямы заполнялись овощами, а когда в лагерь поступали новички, то на время карантина их размещали в этих уже пустых ямах, называемых по–румынски бурдеями.