Где нет княжон невинных

Баневич Артур

— Дурная девчонка. А ведь клялась, что внешность ей до задницы. — Збрхл бросил на Петунку удивленный взгляд, поэтому она пояснила: — Не видишь? Босиком по снегу бегает. Опять, видишь ли, ей, паршивке, стыдно платье с лаптями носить.

Ротмистр немного помолчал, глядя то на отпечатавшиеся в снегу следы босых ступней, то на Дебрена.

— Петунка верно говорит, — буркнул он наконец. — Посмотри там дальше: она действительно бежала.

Он был прав. Тропинка вновь, как и около куста, расходилась. По меньшей мере один раз Ленда не стала взбираться по ступеням и выбрала более

длинный путь вокруг крыльца.

— Кошачьих следов не видно, — утешительно добавил Збрхл.

Дебрен проскользнул под поручнем, двинулся вдоль крыльца. Остановился около оторванной вывески. Всмотрелся в дверь. И в надпись. Уже настолько развиднелось, что прочесть ее было нетрудно, хоть чернила и были скверного качества, жидкие, а дверь — темная от старости. Если он несколько раз начинал читать заново, то не потому, что не мог дочитать до конца. Ленда была краткой.

Не люблю, не ищи, прощай, Ленда.

P.S. Он маленький и жалкий.

Он не заметил, как они оказались у него за спиной. Из беспалицевого шока его вывели лишь слова Петунки.

— Вот, извольте, — сказала она. — Еще и духи. Словно мало было забот.

Из-за стены, сквозь щель, на них поглядывал Дроп. Дебрен четко слышал скрежет коготков по полу.

— Духи? — удивился Збрхл. — Ты об этих каракулях? Духи, если уж берутся писать, так остроградскими рунами либо иероглифами из Дектурана. Я уж не говорю о подписи. У девки все в голове перепуталось, но по крайней мере на это ей ума хватило. Хоть, признаю, юмора я не понял. Что вы ночью вытворяли, Дебрен, если у нее так все в башке поперевернулось? Колдовали? Или, может, просто пива упились? А вообще-то где она свекольный отвар нашла?

— Это кровь, — бросил Дебрен. Подошел к двери, тронул пальцем руну «Л», поднес палец к носу, потом к губам. — С водой. В снегу смочила.

— Что смочила? Рану?

Дебрен не ответил. Внимательно посмотрел на шевелящую губами трактирщицу.

— Громче, — попросил он мягко.

Она сглотнула, неуверенно глянула на него:

— Я вам об этом не говорила, правда?

— О чем?

— Если б не орфография… — Она перевела взгляд на розовую надпись. — В то время иначе писали. Но кроме того… И еще кровь… Ты уверен, что это Ленда? Ну, твоя?

Он уверен не был. Знал вкус ее губ и запах ее пота. Но не имел случая ознакомиться с компонентами крови, мочи, мыла, ржавчины и растаявшего в руках снега. То есть, кроме снега, да — такая возможность у него была. Только он ее упустил. Как последний хам. И дурень.

Но он не знал, как объяснить это слишком пьяной Петунке и слишком трезвому Збрхлу. Тем более что было кое-что поважнее.

— Моя? — Он шагнул к трактирщице. — О чем ты?.. Моя? А чья же еще то?..

— Ну как же… ведь… княжна.

— Княжна?

— С тобой все в порядке, Дебрен? Боже, что вы там вытворяли? Она сбежала, ты полудурной. И все из-за ее пояса? Ты колдовал?! Черт побери, я не дура, видела же, что замка нет. Магия, да? Заклинанием заперт? А тебе так приспичило, что ты пробовал?..

— Позвольте узнать, о чем вы? — поинтересовался Збрхл.

— Какая княжна? — Дебрен пропустил мимо ушей и его вопрос, и все,

что сказала Петунка. К счастью, она почувствовала, чем дело пахнет, и ответила, пока он не решил применить силу.

— Какая-какая? Ледошка, развратное семя.

Он тупо смотрел на нее добрые полбусинки.

— Ты же сказала, Ленда. Никакая не Ледошка, Ленда. Другая. А княжна…

Он сам почувствовал, как жалостно это прозвучало. Совсем как нытье маленького мальчика. Она мало что поняла, но теперь он отыскал нарождающееся сочувствие в ее глазах.

— Так она вошла в нашу историю, — сказала Петунка виноватым тоном. — Ледошка Лисичанка, по матери. Но я думала… думала, что у вас в Лелонии женщин с таким именем сотнями насчитывают.

— Ледошка? — горько усмехнулся он, если это вообще можно было считать усмешкой. — Ты бы и одной не нашла.

— Ты-то вот нашел, — пожала она плечами.

— Ленду. Никакую не Ледошку, а…

— И как будет уменьшительное от этого имени?

— Уменьшительное? — Он ошеломленно взглянул на Петунку.

— Дорма аж слюной исходила, только бы дочку Претокару подсунуть. Он желал девицу, а девичество ассоциируется с юностью. Поэтому в письмах она малолетку никогда Лендой не называла.

— Но «Ледошка»?! — Что-то в нем восставало против того, чтобы называть Ленду таким именем. — Так у нас никогда не называют! Лендя, Лендочка, иногда Лендуся…

— …ржавая сюся, — докончил Збрхл. Дебрен застыл с раскрытым ртом. Ротмистр пояснил: — У Вюрны я видел на овине такую надпись. Запомнил, потому что мой командор тогда жутко удивился. В тех краях, на пограничье, у лелонцев латы традиционно с Рыцарями Колеса ассоциируются. Если лелонец кого-то не любит, то говорят, что он скрипит или ржавеет. После оккупации куммоны, кажется, проволочной щеткой отчищали тех баб, которые с колесниками путались. Если б надпись на политику намекала, то местные проститутки могли б с перепугу цены поднять. Аморальность и так стояла низко, потому что мы в основном на голодранцев-куммонов наталкивались и добыча была никудышная. Но тут, к счастью, речь шла не о борьбе с… коллаборационизмом. Из деревни, кто живым остался, сбежал. Спросить было не у кого, но разведка бросила в дело все силы, поддержала себя чарами и установила, что надпись — дело рук лелонского конного лучника. Извращенца, который за овином бабу в латах, скорее всего маркитантку, подстерегал и любиться уговаривал. Она ему за подглядывание морду набила, вот он и отомстил. Вот что значит современная магия, — одобрительно покачал он головой. — По нескольким каплям крови да выбитым зубам всю историю прочесть! Хорошо, что надпись-то не рунами была сделана.

— И верно, хорошо, что не рунами, — заметила Петунка. — Видать, у чародеев с рунами проблемы. Лелонец из плоти и крови, — глянула она на Дебрена, — побывал за границей, ранневековые книги читал с их удивительной орфографией, а не сообразил, что речь-то о Лендушке идет. Только написанной через «е» с хвостиком, которое читается как «ен», и «о» со штришком — в произношении «у». Чужестранец эти значки, как правило, упускает.

Дебрен беспомощно пожал плечами, повернулся, снова взглянул на дверь.