Где-то там, за облаками…
Шрифт:
— Если откровенно, то нет. Я просто не учел этого фактора при создании образа. Тебя это раздражает?
Я снова посмотрел на небо. До чего же оно здесь тоскливое. Белое на черном.
— Нет. Не очень. Можешь оставаться в том же облике. Тем более что он тебе действительно очень идет.
Помолчал и добавил.
— И зачем вы только все свалились на мою голову.
Затянувшуюся паузу первым нарушил Страж.
— Знаешь… Вы, люди, очень странные существа. Вы очень любите себя жалеть.
— Почему? —
— Посмотри на себя. С самой первой нашей встречи ты не делаешь ничего кроме как жалеешь себя.
— Да с чего ты … — Начал я и замолчал. Действительно, глупо начинать спор, если собеседник хоть в чем-то, но прав.
Старик хмыкнул и зачерпнул полную горсть пепла. Задумчиво просеял ее сквозь тонкие пальцы, заставив осесть невысоким, зыбким холмиком.
— Разве я не прав, Виктор? Я наблюдаю за тобой последние два дня. С того самого момента когда ты смог превратить свой сон в реальность. За все это время доминирующим твоим чувством было чувство жалости к самому себе. Скажи, я не прав?
— Прав — Выдавил я — Прав. Ты похоже всегда прав. Чертова железяка!
Я вскочил на ноги. Пепельный холмик у ног старика взметнулся черным облачком.
— Как я уже сказал, тебе действительно идет этот образ — образ умудренного жизнью старца. Мудреца с неистребимым желанием поучать. С во-о-от таким вот желанием. Или может _ я _ не прав?
— Не обижайся — Страж примирительно поднял руки. — Я не хотел тебя обидеть.
— Ты на удивление старателен.
Старик хмыкнул и снова принялся пересыпать пепел из ладони в холмик.
Господи, да что за ахинею мы несем. Это нереальность. Это сон. Всего лишь сон. Вот сейчас я проснусь, и ничего этого не будет. А будет сонное бормотание
жены, мирно посапывающей под боком, шелест раздуваемых сквозняком занавесок, унылое тиканье будильника на тумбочке рядом с кроватью.
Потом наверное встану и позвоню Захару, после чего сяду за свой старенький комп и несколько часов поработаю.
Я покосился на Стража. Тот и не подумал исчезать.
Сидит и с дурацкой ухмылкой пересыпает песочек, как ребенок в песочнице.
— Твою мать. — Старик заинтересованно посмотрел в мою сторону. А я медленно повторил, закрепляя. — Твою мать.
Накатила ярость. Яркая до боли в висках ярость.
Как же я вас всех ненавижу.
И тебя Захар.
И тебя Страж.
И вас неведомые создатели человечества.
И мир вокруг взорвался.
Черная равнина раскалывается, взметая ввысь столбы антрацитово-черной пыли.
В мир приходит звук. В виде журчания града. В виде грохота бьющейся в родовой агонии планеты.
Живи. Живи, сволочь. Из мира мертвых, из царства Аида в царство живых.
Я
Я хочу чтобы меня оставили в покое.
Я ненавижу.
Живи.
Огненный бисер чертит радугу в высоком белесом небе.
Живи.
Тело бьется словно под ударами электрического тока.
Черный пепел сыпется на землю, сбиваемый ледяными каплями дождя.
Живи.
Белое небо падает на землю, с визгом сминая воздух упругой линзой.
Живи.
Ветер срывает пепельный саван и обнажает каменное лоно планеты. Струи воды, сметая на своем пути мелкие камни, закручиваются в водоворотах, оседая пока еще мутными озерами.
Живи.
Я падаю на колени.
Тело сводит судорогой, выворачивая суставы, выдавливая слепые от невыносимой боли глаза, заставляющей скрести пальцами ледяной камень, ломая ногти и сдирая кожу о равнодушную твердь.
Живи. Ибо я так хочу.
Больно… Как больно…
Почему это должно быть так. Почему так непередаваемо гнусно.
Кажется я начинаю всхлипывать.
Пытаюсь приподняться, шаря вокруг стонущими от боли руками, и снова падаю.
Земля подо мной трясется словно эпилептический больной.
Меня подхватывают под мышки и волокут. Я слеп — глаза отказываются повиноваться, и я не вижу кто и куда меня тащит.
Да какая нафиг разница. Кто угодно. Как угодно. Лишь бы подальше отсюда.
Еще несколько секунд я продолжаю чувствовать, как меня сотрясает дрожь обретшего новую плоть мира. Как бьют, игнорируя жалкие остатки изорванной от мышечных судорог одежды потоки поочередно ледяного и раскаленного воздуха.
Барабанные перепонки разрываются от грохота разбушевавшейся стихии.
Потом все исчезает.
Мне хорошо… спокойно…
— Да сделайте же хоть что-нибудь!
Чей это голос? Кажется Захар. Наверняка Захар. Почему он кричит?
— Пульс неровный. Мышечные спазмы.
Мужской голос. Почти бас. Мне незнаком. Кто это?
— Давление падает! Петр мы его теряем! Петр!
О-о-о. У этого голоса уже истерика.
Идиоты! Он же умирает! Сделайте что-нибудь! Мы не можем его потерять!
Снова Захар. Странно. Все странно. Я знаю человека, которому принадлежит этот голос но… но совершенно не помню его… Для меня это просто голос и ничего более. Странно… Как странно.
— Адреналин! Быстро! И прекрати паниковать!
Новый голос. Его я не знаю. Спокойный. Уверенный в себе голос. А кто это?
И где я?
И кто я?