Где-то во времени

Матесон Ричард

– Ричард? – наконец сказала она.

– Да?

Я слегка отодвинулся и повернул голову, чтобы взглянуть на нее. Она с хмурым видом смотрела на океан.

– Когда мы были на берегу в прошлый раз, вы сказали: «Не дайте мне это потерять». Что вы имели в виду?

Я воззрился на нее в беспомощном молчании. Что я мог сказать? Только не правду – это я точно знал. «Откуда ты ко мне пришла? – вспомнил я. – Куда теперь…»

Нет. Я отбросил воспоминания. Она никогда не напишет то стихотворение. Ее садовник никогда не найдет тот клочок бумаги.

– Позвольте

мне повторить ваши слова, – ответил я. – Пожалуйста, пока не просите у меня объяснений. – Я увидел, как напряглись черты ее лица, и торопливо добавил: – Здесь нет ничего ужасного. Просто, понимаете, еще не пришло время вам рассказать.

Она продолжала всматриваться в океан, очень медленно покачивая головой из стороны в сторону, явно недовольная или расстроенная.

– Вы сердитесь? – спросил я.

Она лишь вздохнула и через некоторое время заговорила медленно, словно размышляя вслух:

– Это все какое-то сумасшествие. Сижу здесь с совершенно незнакомым человеком, а почему, не знаю. – Она повернулась ко мне. – Если бы вы могли понять…

– Я понимаю, – откликнулся я.

– Это невозможно.

– И все же я понимаю, – сказал я. – Понимаю, Элиза.

Она вновь отвернулась от меня, пробормотав:

– Нет.

– Так побудьте немного со мной, – попросил я. – Узнайте меня и тогда решите… – Я замолчал, едва не сказав: «… сможете ли меня полюбить». Я не стал предлагать ей этот выбор. Она должна была меня полюбить, другой возможности у нее не было. – Просто проводите со мной как можно больше времени, – закончил я. Она долго молчала, продолжая смотреть на океан. Потом сказала:

– Теперь мне пора возвращаться.

– Конечно.

Я встал и помог встать Элизе, мечтая обнять ее, но отогнав от себя это желание. «Постепенно, – говорил я себе, – не испорти все». Повернувшись, я увидел огни отеля, высокую крышу из красной черепицы, флаг, реющий над башней Бального зала, и почувствовал прилив любви к этому творящему чудеса зданию, которое помогло мне добраться до Элизы. Я предложил ей руку, и мы пошли в сторону гостиницы.

– А теперь я должен кое в чем признаться, – начал я, когда мы пошли по лестнице, поднимающейся вдоль обсаженного деревьями откоса.

Остановившись, она сняла свою руку с моего локтя.

– Продолжайте идти, – сказал я. – Держитесь за мою руку. Смотрите прямо вперед и приготовьтесь услышать страшное откровение.

Я сознательно пытался не придавать значения тому, что собирался сказать, несмотря на определенную тревогу.

– Что же это? – спросила она с подозрением, не выполнив ни одно из моих наставлений.

Я быстро вздохнул.

– Мне не было плохо.

– Я не…

– Я сказал, что мне нехорошо, только для того, чтобы остаться с вами наедине.

Что означало выражение ее лица? Одобрение? Удивление? Отвращение?

– Вы меня обманули? – спросила она.

– Да.

– Но это омерзительно.

Мне показалось, что ее тон противоречит резкости слова,

и я был вынужден ответить:

– Да. И я сделаю это снова.

И снова этот взгляд, словно она пыталась до конца понять меня, рассматривая мое лицо. Потом резко встряхнулась, с возгласом нетерпения. Повернувшись, она снова зашагала в сторону гостиницы; я шел рядом.

– Пожалуй, мне пора найти себе комнату, – сказал я.

Элиза бросила на меня быстрый взгляд.

«Боже правый, это тоже звучит таинственно?» – подумал я.

– У вас нет номера? – удивленно спросила она.

– Не было времени об этом позаботиться, – объяснил я. – Едва приехав, я стал вас разыскивать.

– В таком случае могут возникнуть трудности. – Она нахмурилась. – Гостиница переполнена.

– О-о, – пробормотал я.

Еще одно не учтенное мною обстоятельство. И все же я заставил себя поверить – наверняка что-то есть. В конце концов, зимний сезон.

* * *

Когда мы вошли в холл, то у одной из колонн увидели Робинсона, вероятно поджидавшего нашего возвращения.

– Извините, – бросила мне Элиза, и я увидел, как у нее раздулись ноздри, когда она направилась к нему.

Не сомневаюсь, что между ними только что искры не проскакивали – книги не лгали.

Я сразу же подумал о том, каким образом увижусь с ней снова, ведь мы ни о чем не договорились. Но потом понял, что сначала надо получить комнату, и быстро повернул в сторону стойки. Правда, как же я окажусь в том самом 350-м номере? Меня мучило сомнение. Предполагалось, что подпись я поставлю завтра, а не сегодня.

Ответа не пришлось долго ждать. Клерк Роллинз, рассматривая меня с холодным пренебрежением, с явным удовольствием сообщил мне о том, что нет ни единого свободного номера. Возможно, завтра.

Неизменно «завтра», едва не ответил я. Вместо этого поблагодарил его, повернулся и отошел. Элиза с Робинсоном были по-прежнему заняты тем, что, очевидно, не было дружеской беседой. Я замедлил шаги и остановился. «Что теперь? – подумал я. – Всю ночь сидеть на стуле в холле?» Я почувствовал, что губы мои растягиваются в улыбку. Может быть, то огромное кресло в мезонине? Это даст мне странное – хотя и бессонное – удовлетворение. Или попросить у Элизы разрешения провести ночь в ее личном железнодорожном вагоне? Но я немедленно отбросил эту мысль. Я и так совершил многое, что возбудило у нее подозрения. Больше рисковать не буду.

Я слегка вздрогнул, когда Элиза отвернулась от Робинсона с искаженным яростью лицом. Увидев меня, она пошла в мою сторону.

– Получили комнату? – спросила она.

Я не мог сказать наверняка, звучало ли в ее голосе беспокойство или вызов.

– Нет, все заняты, – ответил я. – Получу утром.

Она молча на меня посмотрела.

– Не беспокойтесь об этом, я что-нибудь придумаю, – сказал я.

Она казалась скорее сердитой, а не обеспокоенной. Я надеялся, что это вызвано разговором с Робинсоном.