Где ты, маленький "Птиль"

Вольф Сергей Евгеньевич

— Это была я, — сказала Пилли. — С жалом.

В глазах у меня все немного плыло, и в ореоле легкого свечения лица Пилли появлялись иногда и исчезали лица Латы и Мики.

— Слушай, Пилли, а как все, а? — спросил я. — Где отец?..

— Он добрался. Он в отряде и пока не пробился сюда.

— А Орик, а Ир-фа, а Латор — как они?

— Все воюют, все живы. А ты… тоже мне — ходок по лесам, болотам и рекам — там и простудился. Я все знаю!

— Хорош бы я был, если бы не удрал от а, Урка. Кстати, о нем-то что слышно? А а, Грип? Оли же тогда его «выключила».

— Она

не убила его, ранила. Смех смехом — он опять в отряде повстанцев под Калихаром. А с а, Урком неясно что.

— Пилли! Он украл меня, чтобы обменять на Орика!

— Странный ход. Что-то здесь не то.

— Я боюсь, что он все расскажет об Орике в квистории.

— Какой Орик заложник, если и другие члены оппозиции воюют против квистории? Да Орика могли и видеть в момент боя. Не то здесь что-то.

— Да, но я жив, а, Урк вылезет и начнет действовать.

— Он будет воевать в отрядах квистории, вот и все.

— Я его ненавижу, — сказал я.

— Резонно. Ты у нас вообще умница.

— Пилли!

— Что «Пилли»?! Лежи тихо, а я пойду, пора…

— Да, да, иди, Пилли, иди. А они не бомбят нижний город?

— Представить подобную бомбежку может только такой дурачок, как ты. Толщина «потолка» нижнего города внушительна и имеет мощнейшую прокладку. Не бомбят, а стараются его отбить, взять через спуски в него.

— А как вообще положение, общее?

— Ситуация в наших руках. Но у них лучше техника и ее больше, а армия — это профессионалы, а повстанцы — нет.

— Но геллы! — сказал я.

— Если бы ты видел, как они гибнут, — как дети; иногда такое ощущение, что они лишены всякой осторожности — безрассудная месть за столетия рабства. Их трудно сдерживать. — Это все она произнесла совсем тихо, из-за Латы.

— Что еще, ну, скажи же? — настаивал я.

— Доктор Бамбус придет навестить тебя.

— Да я не об этом! Где Фи-лол, а, Тул, а. Шарт?

— Все живы! Погиб Палиф, помнишь, ученый по биополям?

— Ка-ак?!

— Он взорвал одну из казарм квистории с тысячами солдат.

— А Олиф, Кирст как, ну, ученые? — спросил я.

— У Рольта. Воюют. Кстати, их группа захватила еще пару таких же фигур, как уль Патр.

— А сам-то где, Горгонерр?

— Слухи подтвердились, у него есть свой подземный город — мощнейшая крепость. Слухи, что он там.

— А как в стране, а? В других местах.

— Раньше наши позиции были потверже. Тюрьмы пустуют. Началась война — всех в тюрьмах перестреляли.

— Пилли, что же будет, а?

— Мы победим, — сказала Пилли. — Но будет очень много крови. Это такая война, которую мы не имеем права проиграть, иначе…

Заработал ее коммуникатор, ее вызывали — полно раненых.

Пилли ушла, и тот ее укол, который сбил мне температуру и разбудил меня, теперь подействовал усыпляюще, и я снова уснул. Вообще, когда Пилли произнесла слово «температура», на меня пахнуло чем-то земным, домашним и привычным. Я уснул легко, спокойно и спал, кажется, долго и уютно как-то, так что

потом, когда пробудился, тоже долго лежал, не отдавая себе толком отчета в том, проснулся я или все же не до конца, и что это продолжается во мне — жизнь, или сон, похожий на жизнь. В какой-то момент лицо Орика склонилось ко мне, а руки мягко легли на плечи (я открыл глаза, или они и были открыты?), но и надавили потом мне на плечи, чуть сильнее…

— Это я, — сказал он, улыбаясь. — Привет, Митя!

— Может, я сплю? Что-то я запутался. — И я крепко сжал его руку.

— Да, поволновались мы за тебя, — сказал он. — Рольт благодарит тебя. Все в порядке: Реет и Митар у него.

— Мне они понравились, — сказал я. — Все казалось, что они не тем занимаются, не с той стороны воюют.

— Твоя подсказка моро — не убивать их, — была правильной. Огромное спасибо.

— А что же с отцом, а? Орик!

— Я говорил с ним два часа назад, — сказал Орик. — Все в порядке. Он под Тарнфилом.

— Пока в порядке, — сказал я, покачав головой.

— Он хочет воевать за нас — и все тут, — сказал Орик, будто бы не слыша моего «пока». Здесь ситуация была яснее ясного: папа думал и о Земле — попробуй запрети ему держать в руках автомат.

— Понятно, — вздохнул я. — Только я не знаю, что с ним, и жив ли он в данную секунду.

А потом вдруг все завертелось у меня перед глазами, что-то вскрикнула, отворив дверь в квартиру, Лата, завизжала Мики, Орик резко обернулся, встал, заслоняя от меня вход в комнату (меня, спящего, видно, перетащили), потом сделал шаг в сторону — и я увидел папу! Живого! С забинтованной головой и рукой, но живого, живого! Я пулей дунул с кровати, и мы обнялись, как-то сразу втроем: он, я и Орик. — Уф, сынок, — сказал папа. — Кажется, мы встретились, а?! — И он захохотал. Да, наверное, не сладко ему пришлось в этих боях, если он, увидев меня, захохотал: хохотать — это уж никогда не было ему свойственно.

— А что с рукой, с головой? — спросил я. — А, папа?

— Царапины, — сказал он. — Пустяки.

— Сириус у Оли? — спросил я.

— У Оли твой Сириус, у Оли, успокойся, — сказал он. Потом добавил, кивнув на Орика: — Сейчас будет сложный разговор. Сейчас уль Орик будет решать мою судьбу. Не так ли, уль Орик?

— Буду, — сказал Орик. Папа сказал:

— Если я вернусь в отряд…

— Вот именно, если, — сказал Орик.

— …а Латор воюет, — продолжал папа, — то, может быть, Митьку оставить здесь, у Латора, если Лата не против?

— Ну что вы! — воскликнула Лата. — Конечно, не против!

— А если вы мне, уль Орик, воевать запретите…

— Запрещу, — сказал Орик.

— …то тогда где же мы будем жить с сыном? Тесно.

— Да мы все поместимся, — сказала Лата, — что вы!

— Что вы намерены сделать со мной, уль Орик?

— Запретить вам принимать участие в войне.

— Почему? — спросил папа. — Ну почему?

— Горгонерр проиграет. Вы можете быть спокойны за Землю. А нам вы и так помогли выше головы.