Гечевара
Шрифт:
Алексей со вздохом взял очередной том, уже мало веря в то, что там есть что-то путное. Прочёл главу. И вдруг дошло – «Моё!». Двуколкин ощутил, что автор честен. В книге были тонкая ирония, приятный гладкий слог, разумный оптимизм и искренняя ненависть к режиму. У Алёши прямо отлегло от сердца: «Всё же контркультура не мертва!». Он глянул на обложку. Книга была детищем так часто поминаемого Омлетова. Как раз та самая, которую Алёша получил от Лизы на свидании в «Мак-Пинке». «Так-то! – сказал Лёша сам себе. – Моя девчонка всё же понимает, что к чему в литературе!».
Между тем, Аркадия и Виктора всё не было.
Алёша, отгоняя мысли о дурном, проверил время, обнаружил, что вечерний выпуск новостей
Конечно, говорили там о взрыве молла. И о том, что этим зданием были недовольны жители района, и о спорном с точки зрения архитектуры положении, и о версии теракта. Следствие склонялось к мысли о разборках бизнесменов. Сообщили также, что, благодаря стечению обстоятельств, не погиб никто. К восьми часам рабочие уже ушли из здания, там остались лишь охранники, некоторые из них доставлены в больницу, но жить все будут. Передали кадры мостовой, заваленной одеждой модных фирм, которую топтал прохожий люд. Алёше показалось: это символично.
После новостей пошло «За стенкой». Тут возник Сергей.
– Не началось? – спросил он, отдуваясь. – Ох, я думал, опоздал. Уф! Ну, в смысле, это… Надо ж нам следить за Тартаковым. Вдруг чего пропустим!
– Где ребята? – спросил Лёша.
– Как где? – удивился программист. – Не дома разве?
– Я один из нашей комнаты.
– Не знаю… Может быть, пошли за пивом?
– Что-то долго!
Алексей сидел как на иголках. Время текло жутко медленно, однако вместе с тем и слишком быстро, потому что наступила почти ночь, а Виктор и Аркадий где-то пропадали. Наблюдение за тем, как Катя и Артём оклеивают окружающее их пространство революционными плакатами и гордо отвергают буржуазную реальность, уже не казалось интересным. Хотя публика смотрела.
Вдруг на самом интересном месте (Ника сообщает Лике, что Диана ей сказала про Лиану) шоу прервалось.
Экстренный выпуск местных новостей.
– Согласно только что полученным известиям, – печально возвестил ведущий, – взрыв торгцентра «Богородицепокровский» – дело рук доселе неизвестной молодёжной экстремисткой организации, назвавшейся «Багровая Бригада». Эта группировка объявила о себе по Интернету, добавляя, что ведёт борьбу с гламуром, обществом спектакля и тотальным потреблением. Группировка также угрожает…
Алексей не смог дослушать. Он сорвался с места и рванул к пятьсот тринадцатой, всё время повторяя: «Только бы пришли! Только не это!». За знакомой дверью горел свет. Двуколкин застучался что есть силы.
– Ты с ума сошёл? – спросил Аркадий.
– Где вы были?! – закричал Алёша.
Его молча затащили в комнату, закрыв дверь.
– Где вы были?! Где вы были?!
– Успокойся ты уже, – ответил Виктор. – Как тебе название «Багровая Бригада»? Это я придумал.
– Не-е-ет! – истошно заорал Алеша.
– Тихо, тихо ты! Больной, что ль? Ну, прости, что не предупредили.
«Где вы взяли бомбу?» – попытался спросить Лёша, но слова застряли в горле.
– Тут взорвали этого урода, – сказал Виктор, кивнув в сторону окна. – И у нас тотчас же мысль возникла. Понимаешь?
– Мы ходили разобраться, что к чему, – продолжил вождь. – А потом в клуб компьютерный. Дошло? Не будем же с общаги им писать, так сразу загребут. А тут –
27.
Спустя два дня об акции «Бригады» говорили уже все. Газеты, телевизионные ток-шоу, бабки у подъезда, даже в далекой Москве жильцы «За стенкой» днём и ночью обсуждали гуманизм и изощрённость этого поступка. Надо ж было исхитриться так, чтобы избежать жертв! Надо ж было изыскать столь яркий способ защитить ансамбль родного города! И сколь красивым жестом был полёт вещей высокой моды над простой толпой, а после – их падение прям на пролетариат!
Ходили слухи, что полгорода в тот день смогли обзавестись своим «Армани» или «Гуччи». Алексей в них верил не особо, но охотно повторял, поскольку миф был в самом деле замечательным. Дошло и до того, что все, кто имел глупость покупать заветное шмотьё за свои деньги, стали говорить, будто нашли их на обломках «Богородицепокровского». Раз или два Двуколкин встретил личностей, которые кичились пятнами чернил и жуткими обугленными дырами на брюках: это, говорили они, отпечатки нашего восстания, символы народной справедливости. Так модно.
Мода на бунтарство, на сочувствие «Бригаде», на любовь к повстанцам и на болтовню о Че Геваре расползалась по городу, а затем и стране, молниеносно. Алексей с товарищами только удивлялись: о подобном они все не смели и мечтать. От телека и глянца носа не воротили разве только в самых тёмных деревнях.
А в телеке к тому же был Артём!
В шоу «За стенкой» сообщали, что великий проповедник Правды, в пару дней поставивший Россию с ног на голову, имеет в час семь тысяч sms-ок от своих фанатов. Про него и Катю рассуждали в коридорах учебных заведений, он давал интервью в прямом эфире, где важно рассуждал о взрыве и «Бригаде», он вертелся на экране восемь часов в день, поскольку из-за диких рейтингов «За стенкой» дали пару дополнительных эфиров: утром – для рабочих, торопящихся на пункт эксплуатации, и ночью – для подпольщиков и ультрас.
Революция уже витала в воздухе. Правительства как будто больше не существовало: все смеялись над словами «либеральные свободы», «демократия», «парламент», «легитимный», понимая, что отныне смысла в них не больше, чем в «вассалитете» или «феодальной привилегии». Аркадий оказался прав, когда сказал, что у «Бригады» – они только так теперь себя и называли, разумеется, не вслух, между собой – соратников намного больше, чем казалось. Нужно было лишь сорвать тонкую плёнку послушания, буржуазности и лжи, чтоб дать ход истинным народным устремлениям. О, счастье! «Одномерный человек» был сказкой. Предложение диктовало спрос, и люди лишь казались верными адептами гламура, глядя на других. Их души были живы! И теперь они освободились…
Общество внезапно сделалось политизированным до предела. Вместо тачек обсуждали революционную борьбу, вместо жратвы – борьбу, и вместо тёлок – в точности её же. Стены запестрели приглашениями на митинги, сменившими объявы о волшебных тренингах успеха, вкладышах для ванн и «менеджерах в офис». В чартах подскочили наспех слепленные песни о свободе, о герилье и старинные – о Ленине. Игривые кассирши в магазинах напевали “Hasta siempre”. В телефоне в качестве звонка одни держали «Марсельезу», кое-кто – сам «Интернационал», а большинство, конечно, хвасталось рингтонами по песням «Rage Against Mashine» или чем-то в этом духе. «Народ, а где ваш Мао?» – как-то раз спросил Алёшу и его соседей Александр Семёнов. Парни с радостью расстались с лживой буржуазной атрибутикой и сделали, как было, по душе. Угроза испарилась. А им оставалось только удивляться резонансу от подрыва молла и дебюта Кати и Артёма в телевизоре.