Гедамбола
Шрифт:
Пока мы шли, сгибаясь, ветер понемногу стал утихать, убираясь из Гедамболы за холмы и горы – дальше, дальше, в неизвестность.
– Мама, – вдруг вспомнила я, вздрогнув, как от удара, – что нам теперь делать с волками? Они голодают. И они помогали мне. Они… не плохие… Я, знаешь, хотела бы
Так путанно, все сразу. Нам так многое нужно обсудить. Всем втроем. Все это так важно! Как здорово видеть того, с кем говоришь!
– Ничего, – мама погладила меня по руке, – можешь зваться как хочешь. Хоть Ливерпупой десятой!
Мы засмеялись. Я незаметно вытерла глаза рукавом пижамы – какая же она была теперь грязная! Смеясь, мама немного морщила нос картошкой, такой же, как у меня. У нее повсюду на лице теперь завелись морщинки – небольшие, но заметные – у глаз, возле рта. Когда она говорила, они оживали, будто крохотные ручейки бежали в разные стороны. Но это не выглядело некрасиво или отталкивающе – наоборот, все их мне хотелось расцеловать, не пропуская. Я решила что каждый день буду выбирать одну и…
– Мы заключим договор. Все, что угодно, все леса мира, кроме наших подворий. И нашего скота. Мы все уладим. Главное, твоему отцу от этого вопроса держаться подальше. По-моему, у тебя получится! Ты же принцесса, не забывай! Что там какой-то этикет! У тебя ветер в жилах. Ты это помнишь?
– Девочки! Вы вернулись! – это Климентин закружил нас в своих невидимых объятиях.
Теперь он совсем не казался ледяным или неприветливым – его дыхание было приятным, как свежий мятный леденец.
Мы кружились все втроем – будто танцевали, и я вспомнила изображение летящих
– По-моему, – я резко остановилась, потому что меня осенило, – мы идем не в ту сторону.
Мама огляделась и понюхала воздух. Она нагнулась и сорвала травинку. Потом растерла ее в руке.
– Мда…, – наконец сказала она. – Да. Точно. Сентябрь. Последнее тепло.
Хотя мы-то с ней обе знали, что это не имело никакого значения – время года.
– В любой день. Любого месяца.
Я кивнула.
– Коровы!
– Коровы.
Мы развернулись и побежали – мы снова неслись изо всех сил, подгоняемые веселым улюлюканьем Климентина, пока не показалось знакомое подворье, где мы когда-то все вместе грузили муку.
И в какой-то благословенный момент мы увидели, как навстречу, вытирая руки и раскидывая их в стороны, будто неуклюжий белый медведь, вставший на задние лапы, с громкими воплями «Охохо! Охохохо!» несется грузный, румяный мужчина в кожаном фартуке – мой отец! Он отчаянно кричит, спотыкается, машет руками, что-то теряет, но главное – он спешит к нам изо всех сил. Я вижу его и – еще секунда – смогу обнять.
Одного я сказать не могу – в какой момент у меня из заплечного мешка выпала книжка с нашими родовыми именами? И «Этикет Гедамоблы» тоже? Может, когда мы неслись по воздуху? Или бежали через поле? В любом случае я не стану их искать! Пусть достаются коровам!
Как говорят у нас в Гедамболе, «Если дверь открылась, кошка обязательно войдет!»
Так оно и есть.