Гедонисты и сердечная
Шрифт:
Странно, и на это она довольно сухо сказала:
– Я спрошу у него, когда вернется. Как скоро надо?
Что такое? Раньше сама предлагала услуги мужа.
Полгода назад Федор обмолвился, что питерская знакомая прислала ему реферат своей докторской. Он и не собирался никак откликаться, так Марфа попросила дать текст и через пару дней привезла довольно дельный отзыв. Оформленный по всем правилам – в двух экземплярах, заверенный печатью ее фирмы. Официальная бумага. Оставлено место для дубининской подписи. Филипп, мол, перевоплотился в свободного эксперта и написал. Он это быстро и легко делает…
– Я
Но Марфа уже встряхнулась. Видимо, сама, без его участия переборола какую-то мифическую обиду или боль от несбывшихся ожиданий…
Через полчаса перезвонила. С согласием Филиппа.
Договорились, что вечером встретятся втроем. Где?
– Можно у меня… Или в нашем ресторанчике… – первым предложил Дубинин.
– У тебя же магнитофона нет. Лучше у нас. Только я не успею состряпать пельмени, – еще и извинилась Марфа.
– Жаль, было вкусно. Помнишь, сколько я съел? Не только за ужином, но и утром… – Балагурить понравилось, и Федор, смеясь, подначил: – Почему не успеешь? Есть же время.
– Так я же сейчас на работе… – растерянно оправдывалась Марфа.
Не понимают женщины шуток.
Довольный разговором, Дубинин вышел на крыльцо. Булька, прихрамывая, за ним. Постояли вдвоем на морозце, дыша в четыре ноздри, как вдруг пес затрясся мелкой дрожью, упал и лежит.
– Зоя! – позвал Федор в распахнутую дверь.
Жена выбежала непокрытая, в тапках на босу ногу.
Увидев распластанного Бульку, выхватила из брючного кармана трубку и, не посоветовавшись, стала нервно нажимать кнопки.
– Ты что?! – вскрикнул Федор.
– Давай усыплять. Я больше таскать его не могу. А тебя все время нет дома…
Почти права, но…
Какая спешка!
Женщины…
Сам умрет.
Федор оделся потеплее, принес из дома стул, завернул Бульку в плед и сел с ним рядом. Минут сорок помолчали, не больше. И пес оклемался. Конечно, стал еще слабее, но пошел же…
Глава 18
Студенты Филиппа знали, что на его лекциях мобильники лучше отключить. Молва передавала новичкам, как профессор пару раз прерывался на полуслове, слыша писклявую мелодию или скрип – как железом по стеклу, и демонстративно ждал, пока девушка или юноша ответит на звонок. Во внимающей, чуткой тишине любой разговор выглядел нелепым, слишком примитивным. Стыдно.
Но на следующий день после того, как Филиппа предал собственный компьютер, он нарушил свое же правило. Хорошо хоть, дидактически ни разу не сформулированное. Переступил, чтобы держать открытыми все каналы, по которым Марфа может восстановить с ним связь. Переложил мобильник из портфеля в правый брючный карман.
Когда он завибрировал, Филипп внятно извинился перед студентами, вышел в коридор и только там выхватил аппаратик, даже не взглянув на экран. Почувствовал, что это Марфа.
Или понадеялся…
Это был ее голос. Но какой сухой, жесткий… Филипп чуть отодвинул трубку от уха – казалось, резкий звук царапает барабанные перепонки.
За два десятка лет, что они вместе, всякое бывало. Даже сцена из итальянской жизни с битьем посуды. Кофейную чашку разбила Марфа в сердцах…
Она никогда не дулась долго, неделями, как делают
Каждый день обихаживать семейное поле – вот условие супружеского долголетия. Необходимые хлопоты.
Во всякой ссоре чувствовалось, что она не отделяет себя от Филиппа. Так сердятся, когда болит собственная рука, нога, зуб ноет…
Но в этот раз – все по-другому. За завтраком Марфа ни словом не упомянула про вчерашнее письмо. Думал, самое неприятное – это порка справедливым словом, но оказалось, что молчание – еще хуже.
И теперь, хотя повод был отнюдь не тривиальный, она нисколько не винилась, не просила и не решала за него. Только известила, что Дубинин предлагает (не просит!) побеседовать с ним для польского еженедельника.
Вот ситуация… И за этого дубину ухватишься, как утопающий за соломинку. Конечно, он согласен. Что купить к столу?
Глава 19
– Сейчас выпьем или после? – Марфа принесла из коридорных закромов две бутылки и поставила на скатерть перед Дубининым. На выбор. – Жаль, вчера приговорили ту, что прилетела из Парижа. Остались здешние, из «Перекрестка» – французское и чилийское. Есть, конечно, водка, виски, коньяк…
– Дай-ка почитать. – Федор потянулся к стройной бутылке бордо, взял в руки, по близорукости придвинул к глазам – сперва фасадом, потом тыльной частью – и вслух зачитал меленькие буквы с этикетки, наклеенной на французский текст: – «Вино обладает очаровательным ароматом земляники, банана и вишни. Очень приятный и свежий фруктовый вкус с доминантой сочных нот вишни. Яркое сухое послевкусие»… Неплохо… А что обещает другой пузан? «…Из винограда, выращенного в лучших областях Центральной чилийской долины, где великолепное сочетание теплых дней и прохладных ночей создает многогранное вино средней наполненности с ярко выраженным вкусом черных фруктов и подрумяненного хлеба».
Марфа все время смотрела на Дубинина и, как только он поставил точку, придумала вопрос, чтобы поймать его взгляд:
– Читать вкусно, а пить?
– Даже на Риволи видел витрины с чилийскими, а не с местными винами. – Филипп вплел свой голос в диалог жены и ее гостя. Чтобы не позавидовать: видно же, что они даже молчат дуэтом. А он… Он и на обиду потерял право. Но не на борьбу. – Американская экспансия. Там солнца и земли больше – вино, конечно, дешевле.
– И проще. Поддержим французского производителя, – засмеялся Дубинин и ловко вытащил пробку.
Не торопясь, он посмаковал первый глоток, потом попробовал твердый желтоватый грюйер, и белый «Шеврет» из полезного козьего молока, и мягкий камамбер «Нотр-Дам» в кожице из белоснежного бархата. Франковкусие… Остановился, пока в голове еще было ясно. Пока сытость не довела его до полного расслабления, когда не хочется никого слушать и самому говорить лень. Или когда болтаешь все, что взбредет в голову. Не контролируя, кому и зачем говоришь.
Марфа будто почувствовала, что Дубинин уже сбил охотку к еде, и, чтобы не вынуждать гостя командовать – не то его визит отдавал бы вульгарной меркантильностью, – включила магнитофон.