Гегель. Биография

Д'Онт Жак

О каком бы переводе или издании ни шла речь, вопрос в том, благодаря чьему посредничеству могли попасть «Военные песни» в руки подросткам?

Не стоит преуменьшать значения, которое Гегель и Гёльдерлин придавали стихам этих древнегреческих поэтов, Алкея и Тиртея, а также поступку героев — тираноубийц Гармодия и Аристогитона.

Почитая Алкея и Тиртея, Гегель и Гёльдерлин воздавали по заслугам произведениям — кто бы ни был их настоящим автором — со специфическим, обращающим на себя внимание содержанием, произведениям, хотя и не подвергшимся забвению, но не очень популярным как в те, так и в наши времена. Их высокая оценка носит, по существу, политический характер и связана с актуальной политической жизнью. Она говорит о бунтарских наклонностях, опасливо отправленных в прошлое.

Конечно, следует признать, что в публичном выражении своих взглядов Гегель, как правило, не позволяет себе откровенности,

возможно, он это делает в общении частном. Но и публичные его высказывания с годами становятся все более сдержанными, как из-за растущего разочарования, так и благоприобретенной осторожности. В Берлине он предает огласке только «умеренные» суждения, и свидетели могут подумать, что его настроения изменились, что в душе он стал консерватором.

Но даже в публичных выступлениях, когда он растолковывает учение, которое при внимательном рассмотрении не назовешь консервативным, иногда проскальзывают чувства, воодушевлявшие его в юности и, несомненно, продолжающие вдохновлять на тайную деятельность.

Тогда ему приходят на помощь старые греческие герои. В конце жизни, рассказывая о Диогене в «Лекциях по истории философии», он вспоминает анекдот, не столь уж обязательный по ходу изложения: «Тирану, спросившему его, из какой бронзы следует отливать статуи, он дал хороший совет: из той бронзы, из которой отлиты статуи Гармодия и Аристогитона» [371] .

Неплохой совет, на взгляд некоторых! И это после казни Людовика XVI и убийства (кинжалом!) Коцебу!

Это последнее упоминание об изваяниях Гармодия и Аристогитона и о тех, кто постановил их воздвигнуть, должно было привести Гегелю на память молодого Гёльдерлина, о котором он словом не обмолвился в своем курсе «Эстетики», но забыть которого не мог.

371

Histoire de la philosophie (Garniron). Op. cit. T. II. P. 377. (См.: Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Т. 2. СПб., 1994. С. 115.)

Так начинаешь понимать, что такое этот столь часто приписываемый Гегелю «цезаризм». Мирты в Швабии не растут. В листьях созданного воображением мирта, в словах, можно спрятать только бутафорский кинжал.

XVIII. Дело кузена

Тот, кто замешан в подобном деле, всегда может сразу сознаться — и притом без какого-либо давления со стороны, в том, о чем, по всей вероятности, и так узнают в ходе процесса; хотя, разумеется, подобное признание не должно никому повредить.

Witt-Dоеhгing [372]

372

Jean Wit [sic]. Les Soci'et'es secr`etes de France et d’Italie. Paris: Le-vasseur, 1830.1. P. 47. Этот персонаж называл себя по-разному: Wit, Witt, Witt-Doehring и т. д

Дело Кузена похоже на детективный роман. Там нет убийства, но до него чуть было не доходит: герцог де Монтебелло, сын маршала Ланна, собирается обнажить шпагу, защищая своего наставника от солдат, пришедших его арестовать. Герцог, конечно, не пользовался расположением в Пруссии: этот представитель имперской знати, которого терпела французская Реставрация, вызывал раздражение в Германии, не любившей вспоминать «корсиканское чудовище».

Итак, 15 октября 1824 г. в Дрездене начинается из ряду вон выходящий не придуманный спектакль с Виктором Кузеном в главной роли. Этот профессор философии умудрился восстановить против себя полицию, суды и дипломатию трех государств: Франции, Саксонии, Пруссии. Короли, министры, высокопоставленные чиновники и Меттерних встревожены его существованием, озабочены его взглядами, поступками и, прежде всего, «политическими связями». Прусская полиция одержима манией «наличия политических связей», повсеместно представляющих опасность.

По официальной версии, Виктор Кузен сопровождает в Саксонии молодого герцога де Монтебелло, который должен встретиться там со своей будущей супругой. Но власти подозревают другое: матримониальные и душевные намерения герцога должны послужить прикрытием, составить алиби его наставнику. Задачей последнего, по существу, является установление связей между французскими и немецкими либералами, а точнее, укрепление отношений между французскими карбонариями и тайными немецкими обществами. На процессе, затеянном против Виктора Кузена, это сообщничество отчасти подтвердится; последуют заключение в тюрьму и лишение права выезда, допросы и судебное

разбирательство, колебания и нерешительность, международный торг, — спустя несколько месяцев дело окончится ничем. Кузена, в конце концов, отпустят без юридического оправдания.

Высокопоставленным лицам, заинтересовавшимся материалами следствия и получившим к ним доступ, будет все время попадаться имя Гегеля, ибо он был замешан в нем с самого начала: он давно был знаком с Кузеном и поддерживал с ним философские, если не политические, контакты. Гегель поступит ловко и осмотрительно, написав письмо прусскому министру внутренних дел и тем сильно спутав планы полиции в ее войне с Кузеном. Французский философ всегда с признательностью вспоминал об огромной услуге, которую Гегель ему оказал.

Касающиеся этого дела документы составили четыре объемистых тома в Тайных архивах берлинской полиции (С³ 353), и не похоже на то, чтобы историки их усиленно штудировали. Мы коротко изложим главное, опуская многие эпизоды, сами по себе интересные, поскольку относятся к жизни Гегеля.

Каждая из сторон старалась, действуя в своих интересах, искусственно раздуть дело и не обнаружить при этом истинных намерений. Невиновных не было! Дело подтверждает заурядность мира, состоявшего из людей посредственных, в котором довелось Гегелю жить, и еще оно подтверждает достоинство поведения самого Гегеля. Естественно, главную роль в деле играет Виктор Кузен. Ему в то время тридцать два года, и он — один из самых видных представителей либеральной оппозиции. Из-за этого его отстранили от преподавания в Сорбонне, и с 1820 г. он не занимает никаких официальных должностей и вынужден согласиться на место наставника детей маршала Ланна (герцога Монтебелло), умершего в 1809 г.

Он — «угольщик» («карбонарий») или еще совсем недавно был им, член тайного общества, поставившего себе целью свержение монархии, и даже участвует в подготовке нескольких сорвавшихся военных мятежей. В 1822 г. у них появляются свои мученики: Четыре Сержанта в Ля Рошель, генерал Бертон.

Некоторые из них не скрывают своих намерений бороться также и «за свободу других народов» [373] и значит сотрудничать с аналогичными организациями за границей. Общество усиленно подражает итальянскому Обществу карбонариев, некоторые видные члены которого, в частности, знаменитый граф Санта Роза, входят в число самых близких друзей Кузена. Оно существует в виде очень разрозненных групп, «вент», и насчитывает во времена наибольшей популярности около 40 000 членов. При этом сторонники набираются из интеллектуальных, буржуазных и мелкобуржуазных кругов, простолюдины в него не допускаются, и это объясняет общую слабость движения.

373

Malet et Isaac. R'evolution et Empire. Paris: Hachette, 1929. P. 467–468.

Тайный характер общества противоречил его более или менее демократическим планам. Однако консервативным властям оно представлялось опасным, и они активно преследовали его членов, которых обвиняли в большем насилии, чем то, которое они на деле совершали. Шатобриан сгущает краски, когда упоминает об «этих участниках вент, или септембризад, орудовавших кинжалами» [374] …

Некоторые историки допускают, что к 1823 г. «Общество угольщиков» распалось. Это не так. Во всяком случае значительно позже этой даты многочисленные отдельные «венты», или ответвления «Всемирного демократического сообщества карбонариев» еще существовали и действовали: так, в Бельгии они существовали по меньшей мере до 1836 г. Бельгийские «венты» поддерживали тесные связи со своими французскими и немецкими собратьями. Например, в 1829 г. их посетил Иоганн Георг Вессельхёфт, с семьей которого Гегель никогда не прерывал связи, бывший другом «незаконнорожденного» [375] .

374

Chateaubriand. M'emoires d’outre-tombe. Bibi, de la Pl'eiade, 1951. P. 845.

375

KuypersJ. Buonarotti et ses soci'et'es secretes. Bruxelles, 1960. P. 5, note. Йохан Георг Вессельхёфт, брат Роберта, племянник Фромманна, подписался в альбоме Людвига Гегеля как «верный друг». Гегель упоминает Вильгельма Вессельхёфта в письме от 7 октября 1818 (С²182) и (В⁴125).