Геката. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
Анджей ищет себя в этой удивительной трели ее голоса. Он завладевает его разумом, и вампир вспоминает, как много всего делал в своей жизни, поддавшись чарам этого чудесного звучания. Как много зла он причинял лишь по малейшему капризу его сестрички. Об этих вещах он яро пытается забыть, но сейчас все они всплывают в памяти, создавая свой мини ад в его голове.
Алла шагает к брату и касается рукой его щеки, но он хватает ее руку и откидывает прочь:
– Перестань!- сдавленно шипит вампир и смотрит на девушку черными глазами,
– Нет, конечно, нет,- тихо произносит та в ответ, а потом смеется, надменно и игриво,- Ты всего лишь вампир, Анджей!
Анджей хватает Аллу за горло собрав все свои оставшиеся силы. Он лязгает обнаженными клыками в миллиметрах от ее лица:
– Если ты еще раз попытаешься сломить меня, я сожгу тебя. Так и знай!
Вдруг он морщится, стараясь побороть странное чувства голода, и ярость в его мыслях заставляет вернуться в реальность, которая его пугает. Вот он держит в мертвой хватке пальцев свою сестру. Свою крошку Аллу, которую любил с самого ее рождения. Сейчас она не злорадствует и, кажется даже куда более человечнее, чем он сам. В ее глазах появляется отчаянный блеск опасности и страха. Она боится его, и он боится себя не меньше. Когда он разжимает пальцы, девушка, отшатываясь пятится, назад потирая след его хватки на белой как мрамор шее. В момент от ее человечность становится иллюзией, а на лице сияет злобная ухмылка, растягивая красные блестящие губы.
Она сверкает взглядом в его сторону и шипит, как ядовитая кобра:
– Ты не сможешь убежать от своих желание, Анджей. Ты убьешь ее сам, рано или поздно...
Но парень уже бежит прочь от отцовского дома, скрываясь в темном, тихом лесу.
***
– Ты совсем ни чего не ешь,- останавливает отцовский голос, кравшуюся мимо кухни, Эмили.
Повернувшись на пятках, она смотрит на отца со всей серьезностью, стараясь вспомнить, когда в последний раз улыбалась ему по-настоящему.
Наверное, это было не в этой жизни,- думает девушка, но вслух отвечает:
– Я не голодна.
– Звучит... убедительно,- кивает отец нахмурившись.
Она кивает, повторяя за ним, поджав нижнюю губу уже ожидая, что тот будет отчитывать ее за чрезмерную худобу, сравнивая ее с анорексией, которой страдают девушки ее возраста, но, мужчина молчал, заставляя Эмили нахмуриться еще больше.
– И все?
Папаша пожал плечами, подняв взгляд от кипы писем, что принес утром почтальон, но, не сказав и слова вновь начал перебирать белоснежные конверты.
Эмили ждет еще несколько минут. Вдруг ему есть что сказать? Но папа молчит.
– Ну, хорошо,- тихо отзывается девушка, продолжая разглядывать его лицо с седыми усами и бородой, которую он пытался ровно подстригать всякий раз, когда об этом ему напоминали соседские старушки.
На мгновение Эмили замерла, изучая его так, словно видела впервые. Она пыталась вспомнить, какие они были с мамой, когда она была еще жива,
Интересно, а он знает, кем была мама?- вдруг подумалось ей, и она тут же решительно шагнула ближе.
– Пап?- мужчина вскидывает взгляд поверх окуляров тонких очков,- А ты ни когда не замечал за мамой что-нибудь... странное?- с трудом подобрала она слова, продолжая наблюдать, как меняется лицо отца.
Ладони Эмили вспотели, и она обтерла их о брюки, стараясь не отводить взгляда от отца. Тот непонимающе сводит брови у переносицы.
– Что, например?
Эмили жмет плечами:
– Ну, не знаю, может, она увлекалась чем то? Помимо работы...
Мужчина на секунду задумался, стараясь вспомнить Виолетту, но эти воспоминания не принесли ему, ни чего кроме боли и огорчения.
– Твоя мама вообще была разносторонним человеком,- хрипит отец и отводит глаза, стараясь не смотреть на Эмили.
Разносторонним, типа магия, ведьмы, древняя сила?- думает та, молча, не сводя со старика взгляда.
Через некоторое время отец вздыхает с тяжестью и даже грустью. Эмили видит, как быстро меняется его лицо, на глаза наваливаются темные тени пережитого.
Отец снимает очки и прижимает к глазам пальцы правой руки, а когда потирает отросшую бороду, произносит:
– У нас с твоей мамой все было, в общем-то, не плохо. Мы были созданы друг для друга и любили... очень сильно любили,- он сухо смеется, бросая на Эмили, взгляд полный слез.
Он замолкает, опуская глаза в пол, и Эмили не выдерживает:
– Но? Что было дальше, пап?
Грусть отца пропитала воздух. Кислород был тяжелым и пропахшим воспоминаниями отца. Эмили в ожидании застывает сидя напротив мужчины, а он пожимает плечами:
– Но я не смог удержать ее.... Может, я не старался или не заботился о ней так, как она того заслуживала,- отец тяжело вздыхает, а когда поднимает взгляд на дочь, его боль ощутима,- А потом она умерла, Эмили... и я не мог этому помешать...
Девушка понимает, что ее губы дрожат. Она обводит гостиную и смотрит на все пустыми отрешенными глазами, а потом вскакивает с кресла, не желая больше слушать отцовский голос полный горя и отчаянной борьбы самим с собой.
– Я поняла,- быстро говорит та,- спасибо...
Однажды она дала себе слово, что ни когда впредь не будет привязываться к людям, даже если они будут самыми близкими и родными. Страх их потерять - это очень сильное оружие против нее самой.
И сейчас, когда она ощущала ту незримую связь с отцом, она просто не могла не уйти.
Эмили развернулась и побрела к лестнице, но голос отца остановил ее.
– Эмили? А зачем тебе это?- вдруг спросил он, смахивая слезы тыльной стороной ладони,- Я думал, что ты перестала быть той любознательной девочкой, которая интересуется своими родителями.