Генерал-майор
Шрифт:
– Кстати, вы не встречали по пути карету цесаревича?
– Нет, не встречал, – вполне светски улыбнулся гусар. – Но, думаю, он уже скоро приедет.
– Вы полагаете?
– Ну да, ну да…
Столы были накрыты прямо в саду, туда и сюда сновали слуги, зажигали прикрепленные к беседкам свечи. Тут же рядом, промеж цветочных клумб, настраивали свои инструменты музыканты. Похоже, здесь же, в саду, хозяин и намеревался устроить бал. Ну да, а что в душной зале-то?
Гости уже собрались, фланировали, переговариваясь и смеясь… Ждали. Высшее польское общество, штабные офицеры, свитские…
– А вот и великий князь!
Золоченая,
– Dobry wieczor, panowie! – Выбравшись из кареты, Константин Павлович приветствовал всех по-польски. Его ослепительно белый мундир с темно-голубой муаровой лентою сиял золотом эполет, на левой стороне груди светилась звезда польского ордена Белого Орла, под подбородком сверкал красный мальтийский крест.
– Думал, вы уже начали… Прошу простить – задержался.
Оркестр грянул бравурный военный марш, называемый «На Кинбурнской косе», один из любимейших маршей цесаревича. Откуда и узнали? Хотя… лизоблюдов хватало во все времена.
Первый тост, естественно, произнес самый почетный гость. Великий князь поднял бокал «за новое Царство Польское». Еще в начале мая 1815 года большая часть Польши решением Венского конгресса была присоединена к Российской империи, и цесаревич с неутомимым усердием приступил к воссозданию польской армии, высочайшим покровителем коей и был назначен.
Окружающие великого князя поляки не могли нарадоваться, характеризуя Константина Павловича как человека образованного, терпеливого и упорного. Насколько знал Денис, цесаревич вставал в пять утра и очень поздно ложился. Много работал, уставал и срывался, частенько оскорблял офицеров и генералов, у которых потом же прилюдно просил прощения, не терпел бездельников.
Под руководством столь умного и деятельного человека, каким являлся Константин Павлович, польская армия поляков быстро становилась на ноги. Князь создал в Польше артиллерию, снабдил полки ружьями нового образца, открыл школу младших офицеров. Однако цесаревич при всем при том иногда вел себя, словно спесивый русский барин, повелевавший десятками тысяч крепостных. Деспотичный и дотошный до мелочности, он вмешивался буквально во все дела и вполне мог угостить высокопоставленных польских вельмож хорошим крепким словцом! Польский язык великий князь выучил довольно быстро и при случае любил им щегольнуть.
Второй тост тоже вызвался произнести высокий гость. Впрочем, это был не совсем тост, а скорее, представление. Подняв бокал, великий князь именно так и выразился…
– Przedstawiam wam, panowie, наместника царства Польского! Недавно назначенного высочайшим императорским указом. Вот этот указ… – Константин Павлович не глядя протянул руку назад, и кто-то из его гвардейцев вложил в ладонь господина желтоватый гербовый лист. – Именем и повелением благословенного императора Александра Павловича наместником российским в царстве Польском назначен…
Все затаили дыхание. Хотя уже, верно, кое-кто кое-что знал…
– …назначается всем вам известный генерал, храбрец и честнейший воин… князь Юзеф Зайончек!
Слова цесаревича потонули в овациях, и тотчас же каждый из гостей бросился к устроителю торжества, каждому хотелось выразить одобрение, выказать
– Поистине, достойный выбор, панове!
– Слава пану Юзефу!
– Императору Александру – слава!
Виновник торжества скромненько принимал поздравления, время от времени искоса посматривая на великого князя, с коим весьма приятельствовал, что не составляло никакой тайны. Многие из вельможных панов, к слову сказать, считали пана Юзефа предателем именно из-за всемерной поддержки России. Многие полагали, что именно Константин Павлович и протолкнул своего приятеля на столь высокой и ответственный пост. Как бы там ни было, а кроме Зайончека для присмотра еще имелся императорский комиссар (именно так и именовался!) граф Новосильцев. Зайончек, Новосильцев, Домбровский, канцелярист Ланской – властителей в царстве Польском хватало. Однако же все прекрасно понимали, кто здесь за главного, кто у руля! Вон тот вот господин в белом мундире с розеткой Белого Орла, наследник российского престола великий князь Константин Павлович!
– Ого! – Денис удивился, увидев среди гостей того самого женоподобного щеголя с завитыми локонами, коего Данута не так давно характеризовала как гомосексуалиста.
– И этот здесь?
– А, Франтишек, – фыркнув, повела плечом юная пани. – И что такого, что его позвали? Он же безобиден, я тебе рассказывала. К тому же хорошего рода, богат и везде вхож. Без Франтишека и праздник не праздник!
– Что ж, да мне и дела нет. Ой, смотри, смотри! К столам, кажется, зовут…
Выпили, закусили, поболтали… После десятой чарочки великий князь, к слову сказать, вел себя уже совершенно по-простецки и даже с видимым удовольствием выслушал прочитанные Давыдовым стихи.
– Вот он, Денис Давыдов! Вот генерал-майор! Вот кто у нас нынче герой-то! Эх, что-то мы загрустили, разговорились… – Цесаревич с фальшивой печалью во взоре покачал головой. – Где веселье, пан Юзеф? А ну-ка мазурку! Давай!
Начались танцы, гости принялись танцевать, и уж конечно Денис Васильевич не выпускал из объятий свою светлоглазую пассию. Да она и не жеманничала, прижималась так, что ой-ой-ой! А потом как-то шепнула:
– Здесь моя кузина…
– О! – хмыкнул Дэн. – Теперь уж твоя тетушка все про нас знать будет. Зря таились!
– Йоанна не из болтливых. Хотя… ты прав, здесь есть кому доложить… Да и ладно! Подумаешь! Так вот, Йоанна…
– Так зовут твою кузину?
– Можно проще – Жанетта. Ей и так и так нравится.
– Да где же она? – ведя подружку к столу, осведомился гусар. – Познакомь же нас скорее!
– Предупреждаю, она очень скромная, – придержав Денис за локоть, на полном серьезе предупредила панночка. – Не такая, как я!
– Ты – просто золото! – совершенно искренне восхитившись, Дэн поцеловал свою спутницу в губы.
– Я знаю, – усмехнулась девушка. – Но-но… не здесь… Так вот! Моя кузина – невероятная скромница, тres modeste fille… У нас в Польше таких много, особенно в провинции. Так вот, она очень хочет твои стихи! Ну, чтоб ты написал ей в альбом.
– Ого! – Давыдов удивленно вскинул брови. – Она и альбом с собой прихватила?
– Да нет же! Ech, jakis ty durniu, pan Denis! Экий ты дурень… В альбом ты ей напишешь потом, когда мы заедем в гости. Знаешь, Йоанна недавно здесь, они с матерью, моей двоюродной тетушкой, приехали из Парижа. Отец ее, граф Грудно-Грудзинский умер давно, мать вновь вышла замуж… В общем, пошли! Хватит тут, за столом, отираться!