Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
Генерал уставился на казака, покривил губы и неожиданно скомандовал:
— Смир-рно!
Казак вздрогнул, вытянулся в стойке, глаза недоуменно округлились.
— Вольно! — продолжал генерал. — Теперь толком докладывайте: где турки? сколько их? кого режут? кто примчался?
Казак, собравшись, стал объяснять:
— Примчались, ваше превосходительство, два мужика болгарина из соседнего села. Сказывают, что на их село напали турки. Всех жгут, режут, даже женщин и детей, дома грабят.
— Где эти болгары?
— А
Михаил Дмитриевич перекинул через плечо ремень сабли, поспешно вышел.
У крыльца в окружении казаков двое чернявых мужчин, возбужденно жестикулируя, что-то говорили. Завидя генерала, бросились к нему. Но генерал не стал их слушать, обратился к есаулу Тарарину.
— Далеко ли до селения?
— Верст с десяток.
— А турок много?
— Да вроде бы сотни две.
— Командуйте своим: на конь! И мне жеребца. Сам поведу.
Через четверть часа казачья сотня есаула Тарарина во главе с генералом неслась к селению на выручку жителей. Скобелев, конечно же, мог и не ехать сам, но сознание подсказывало, что непременно следует возглавить это дело. Мчались рысью, боясь потерять в пути лишнюю минуту. Впереди, в полуверсте, скакали два десятка из дозора, с ними знавшие дорогу болгары.
Отступая, турки безжалостно уничтожали селения, грабили, угоняли скот. Особенно неистовствовали так называемые башибузуки. Из них были созданы отряды, а точнее банды, отличавшиеся особой жестокостью.
Первыми селения достигли дозорные. Не ожидая сотни, они с гиком влетели в улицу, устрашающе выбросив перед собой пики. Послышалась беспорядочная стрельба.
— В лаву! — подсказал генерал Тараринову, и есаул, привстав на стременах, во весь голос подал команду:
— Казаки-и, в ла-аву! — И сотня развернулась для атаки и бросилась вперед.
Заприметив казаков, турки вскочили на коней и пустились наутек. Дома горели. Над ними бесновались огненные языки. Пламя гудело, слышался треск пожираемого огнем дерева. По улицам бродили и ошалело ревели животные. И ни одного жителя.
Михаил Дмитриевич направился к ближайшей уцелевшей хате. Переступив порог, подался назад. Прямо у ног на глиняном полу лежала полуобнаженная женщина со вспоротым животом. Рядом растекалась лужа сгустившейся крови. Поодаль ниц лежала другая. Из-под косынки выбивались седые космы. И тоже кровь. В люльке застыло бездыханное тельце грудного ребенка. У распахнутого сундука в беспорядке валялась одежда, тряпье, лоскутное одеяло. Возле печки перевернут чугунок, разбросаны глиняные черепки посуды. Такую жестокость к беззащитному населению Михаил Дмитриевич видел впервые.
— Чьих это рук дело? Кто мог такое? — лицо у него побледнело. — Неужели турки?
— Может, и они, — ответил есаул. — Скорей всего башибузуки. Уж это такое дурное семя…
Генерал случайно взглянул на угол, где лежало тряпье, и ему показалось,
— Посмотрите там.
Сопровождающий его казак решительно шагнул, выдернул саблю.
— Саблю убрать! — крикнул генерал, и казак с той же ловкостью вогнал ее в ножны.
— Да тут малой! — воскликнул вояка, приподнимая за волосы мальчонку. — Ты что тут делаешь? Чей ты?
Мальчишка в ответ ни слова, диковато озирался, переводя взгляд с казака на генерала.
— Что молчишь? — встряхнул его казак. — Сказывай, кто таков.
— Не троньте его! Он же до смерти напуган. — Генерал подошел к мальчику, опустил руку на его худенькое плечо.
Мальчишке лет десять. Черноволосый, глаза как маслины. Он испуганно озирался, и вдруг его взгляд остановился на лежащих телах.
— Мамо! — вскрикнул он и рванулся к лежавшей у входа женщине.
Генерал едва удержал его. Опасаясь, как бы с мальчиком не случилось ничего серьезного, он увлек его к двери. Тело ребенка судорожно вздрагивало, по лицу градом катились слезы.
— Мамо!.. Мамо!..
— Пойдем… Пойдем… — генерал заслонял собой страшную картину.
Удивительное дело, неустрашимый в схватках боец, не раз встречавший смерть, он не мог переносить плач ребенка. Всякий раз, когда видел детские слезы, физически ощущал боль в груди, казалось, душа разрывалась на части. И теперь им вновь овладело это чувство.
— Узнайте, кто этот мальчик, кто родители? — Виденное потрясло Михаила Дмитриевича.
— Слушаюсь, — ответил есаул.
С помощью драгомана удалось узнать, что отца у мальчика нет, турки за что-то схватили его и увезли. Куда и что с ним сделали, мальчик не знает. И никому из родственников об этом неизвестно. Мать же и бабушка лежат там, в хате.
— Как тебя звать, малыш? — спросил Михаил Дмитриевич.
И мальчик понял его, ответил:
— Василь.
— Василий, стало быть. — Генерал привлек мальчика к себе.
Дозорным удалось захватить двух башибузуков и доставить генералу. Один из пленных был могучего сложения, вислоухий, широкий ремень туго стягивал дородное тело. Второй — худой, чернявый с быстрым рыскающим взглядом.
Их усадили на землю, спиной друг к другу и, чтобы не смогли бежать, крепко стянули веревками руки. А для охраны выставили часового.
Увидев пленных, мальчик всполошился.
— Вот они! Вот! — показывал он на них. — Это они были в хате! Они убили мать и бабку! Они! Они!
Пленные отвели взгляд в сторону.
— Ты не ошибся? — спросил драгоман.
— Нет! Нет! Это они!
Казаки загудели, кто-то вскинул ружье.
— Ваше превосходительство, дозвольте с ними рассчитаться! — воскликнул есаул. — С ними, негодяями, разговор будет коротким.
— Уймитесь, есаул! Не наше дело воевать с пленными. Там с ними без нас разберутся.