Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
Михаил Дмитриевич понимал, что после выпавших на долю мальчика потрясений ему требуется внимание и ласка. Он приказал его одеть в форму, привести в порядок и несколько дней держал при себе. В нем проснулось чувство привязанности к мальчику. Он вдруг задумался над тем, что ему скоро тридцать четыре года, давно пора иметь детей. Но он не только их не имел, у него не было и жены. Все свое время отдал воинской службе, армии. Его интерес сосредоточивался на учениях, боевых походах, солдатских лагерях…
Однажды он отсутствовал весь день, вернулся к ночи. Увидев его, Василь бросился на шею.
— Ты чего же
— Так он, ваше превосходительство, весь день сам не свой, — пояснил денщик. — Все вас высматривал, спрашивал, где батько.
— Ну ложись, спи. А я устроюсь рядом с тобой.
Наутро денщик невзначай проронил:
— Мальчонку бы надобно определить в полк, навроде бы воспитанником. Уж очень он любопытен до всего военного. Глядишь, и охвицером получится.
— А я, Остап, хотел его при себе оставить.
— А это уж ни к чему, ваше превосходительство. Вам не до него. У вас своих хлопот полон рот, а мальчонка живая душа, вниманья требует. В полку, — продолжал рассуждать старый солдат, — определят в музыкантскую команду или еще в какое тихое место. Глядишь, там найдется добрый дядька, он и поможет мальчонке стать на ноги, приучит к делу.
— Подумать надо, — ответил Михаил Дмитриевич, внутренне соглашаясь с денщиком.
Встретив в этот день командира казачьего полка Нагибина, Михаил Дмитриевич предложил ему определить в полк Василя.
— Не могу, ваше превосходительство. При всем к вам уважении.
— Почему же?
— Не нашего, казачьего, он сословия. Да к тому же еще и чужеродец. Свой, русский, не может быть казаком, а где уж болгарину! На этот счет покойный Матвей Иванович Платов — царство ему небесное — дал твердое указание.
— Какое же? Никогда о том не слышал.
— Дал, — утвердил полковник. — Когда он атаманствовал в Новом Черкасске, одно столичное лицо прислало ему письмо с просьбой причислить его чадо к казачьему войску. Так, мол, и так, на все готов молодец, чтобы служить в казачьем полку и впредь именоваться казаком.
— Ну и что же?
— Не дал Платов на то согласия. Описал этому важному чиновнику, что стать казаком, не живя на Дону, никак невозможно. Казаком нужно родиться, с детства унаследовать обычаи и привычки казачьего уклада. И не принял просьбу.
— Вечно вы, казаки, со своими причудами! — посетовал Михаил Дмитриевич.
Через несколько дней ему удалось договориться о мальчике с командиром егерского полка. Тот, недолго поразмыслив, дал согласие. Но тут сочувствием к судьбе Василя прониклась мать Скобелева Ольга Николаевна. С самого начала войны она прибыла от общества милосердия в Дунайскую армию. Здесь она взяла на себя заботу о раненых и находившихся в лазаретах солдатах. При ее участии производились закупки и распределение лекарств и всего необходимого для раненых и больных, нередко она выполняла роль сестры милосердия — помощника врача.
Узнав о мальчике, она загорелась желанием организовать в Болгарии приют для малолетних сирот, родители которых погибли от турецких варваров.
— Неужели здесь много таких детей? — спросил Михаил Дмитриевич.
— Конечно! Боюсь, что одного приюта будет мало.
— И когда же он будет открыт? До приютов ли сейчас?
— А почему же нет? — вопросила мать. — Благое дело нельзя откладывать в долгий
Вскоре Михаил Дмитриевич вместе с Василем направились в егерский полк.
Увидев генерала, командир полка бросился к нему, отдал по всем правилам рапорт.
— Вот привез пополнение. Хороший парнишка, добрый, отзывчивый и много переживший для своих лет.
— Все сделаем, Михаил Дмитриевич. Вырастим из него доброго солдата.
— Солдата сделать несложно. Нужно прежде всего воспитать из него человека.
— Само собой, — согласился полковник.
Вместе с мальчиком они прошли к штабу.
— Ну, Василь, будь счастлив! — генерал по-отцовски прижал его к груди.
— Тебя как звать-то? — спросил мальчика рыжеусый полковой писарь, раскрывая толстую книгу, где занесены рядовые и младшие чины.
— Василь, — ответил мальчик.
— Ага, стало быть, Василий. — Он обмакнул ручку в стеклянный пузырек с чернилами, снял с конца пера волосинку, записал имя. — Фамилию не спрашиваю, знаю.
И бойкий писарь вывел в графе округлыми буквами: Скобелев.
Так болгарский мальчик стал носить фамилию прославленного полководца.
На Константинополь
Поражение турецкой армии у Шейново вынуждало ее командование идти на перемирие. Еше ранее Порта через свои посольства просила европейские государства поддержать ее в переговорах, что стало известно всеведущим газетчикам. Но Англия уже и без того увидела близкую опасность ее интересам на Средиземном море. Планы России невозможно было скрыть, тем более, когда русская армия начала наступление на восток.
Уже 3 января подвижный и сильный отряд Гурко овладел Филиппополем с явным намерением развить успех по долине реки Марицы к Константинополю. Отряд Радецкого с авангардом, которым командовал Скобелев, наступал на стратегически важный Адрианополь или, как его называли турки, Эдирне. С овладением этого города открывался прямой путь к Константинополю.
Константинополь — сердце древней Византии, чьи плодотворные токи проникли на Русь, неся силу разума и культуры. Но Константинополь являлся также ключом к Средиземному морю. Владеть этим городом — давняя мечта флотоводцев. Да только ли их! Город, словно магнит, притягивал нацеленные на него войска Дунайской армии.
«Нельзя допускать русских к проливу! Потребовать, чтобы они остановились!» — зашумела европейская пресса, обвиняя Россию в захватнических планах. Военная истерия нарастала. Перепуганное английское правительство громогласно заявило, что в случае, если русские войска займут проливы, Босфор и Дарданеллы, оно будет себя считать свободным в действиях по защите британских интересов в Средиземноморье. Все эти дни Михаил Дмитриевич пребывал в возвышенном, прямо-таки праздничном настроении. И отнюдь совсем не по причине наступления Нового, 1878 года. Волнение, даже отчаяние, какое он испытывал при переходе через Балканы, досадное опоздание со вступлением в сражение, а потом и понесенные немалые потери, сменилось после дела у Шейново непередаваемым, с трудом сдерживаемым чувством сладостного упоения достигнутой победой. Далеко не каждому смертному выпадало такое счастье.