Генерал
Шрифт:
На лицах раненых – усталость и тревога. Шариф остановил одного пехотинца с перебинтованной рукой.
– Братец, что это такое, а? Объясни мне, что происходит? Зачем возвращаетесь? Вас же отправили в тыл!
Пехотинец покосился на Шарифа.
– Ты что, с луны свалился? А еще танкист вроде! Не знаешь, что творится вокруг? Немцы сунули-таки нас в мешок. Какой теперь тыл? Теперь на все четыре стороны передовая.
И хотел было уйти, но Шариф ухватил его за здоровую руку.
– Постой, дорогой, объясни, в чем дело? Куда делся тыл, почему кругом
– Ну и балда! Почему, почему… Потому, что мы в окружении, неужели не понимаешь?
«Окружены», – прошептал Шариф и хотел еще о чем-то спросить, но пехотинец пошел прочь не оглядываясь.
Шариф был потрясен. Окружение. Это значит – либо непременно убьют, либо…
Он вдруг вспомнил о коране, зашитом в кожаный;: мешочек и висящем у него на груди. Коран дала ему мать, провожая на фронт. Сказала: «Сынок, поручаю тебя творцу корана. С его помощью ты останешься жив и здоров, и вернешься с войны, и мы зарежем у твоих ног жертвенного барана». О коране Шариф не вспомнил еще ни разу – ни когда воровал, ни когда пил, ни когда покушался на чужую жену…
Теперь вспомнил. Расстегнул ворот гимнастерки, достал засаленную книжечку, трижды украдкой поцеловал ее, приложил к глазам.
– О аллах, в этот трудный час на тебя уповаю, помоги! Согласись, если хочешь, на смерть нашу, но не дай попасть в плен!
Плена Шариф боялся больше смерти. Положив руку на грудь, он ходил вокруг танка, утешал самого себя: «Аллах справедлив и милостив, он не оставит своих рабов в беде, спасет нас».
Все в полку помрачнели. Сначала не верилось, что полк и соседняя часть окружены… Потом, всюду натыкаясь на огонь немцев, убедились, что это так. Верили, что вырвутся, но ведь знали, что враг беспощаден. И нервы у людей были натянуты, как струны тара.
3
Для Асланова обстановка прояснилась с того момента, когда, подавив огневые точки оборонявшихся, немецкие танки прорвались на наши позиции и вскоре захватили высоту 143,7. При этом им удалось смять подразделения механизированной бригады, а вскоре его полк и стрелковый полк оказались в полной изоляции. Но пехотинцы все еще сражались на южной окраине Верхне-Кумского, а роты танкового полка преграждали вражеским танкам, наступавшим со стороны колхоза имени 8 Марта, путь к Верхне-Кумскому и дальше, на север.
Некоторые подразделения моторизованной бригады, застигнутые врасплох, отступили в беспорядке, но у Асланова и в стрелковом полку паники не возникло.
Асланов немедленно связался с командиром стрелкового полка, а затем и встретился с ним, и они выработали совместный план действий. Сначала решено было разведать все направления, уточнить расположение вражеских частей, их численность, поискать слабые места в кольце окружения и потом идти на прорыв.
Разведчики тотчас ушли в свой трудный поиск. И поскольку речь шла о жизни и смерти каждого и всех вместе, о чести полков и, главное, о том, пройдет враг дальше или не пройдет, они особенно тщательно делали свое дело.
Ази Асланов вызвал
– Надо найти слабое место в этом кольце, иначе мы ничего не добьемся, сказал он.
Перчаткой смахнул снег с гусеницы танка «Волжанин», развернул планшет с картой, расстелил ее на гусенице. Смирнов прижал карту, и командиры склонились над ней.
– Кого из своих ты рекомендуешь послать в разведку, Гасанзаде? спросил Асланов.
– Я думаю, Тарникова можно послать.
– Тарников? Да, это человек дельный. Вызовите его.
Командиры рот нанесли на свои карты необходимые данные.
Явился Тарников.
Командир полка поздоровался с ним за руку и подозвал к карте.
– Тарников, как ты насчет того, чтобы пойти в разведку?
– Если прикажете, пойду!
– Тогда смотри и слушай меня внимательно.
И Асланов показал на карте направление, которое Тарников должен разведать.
– Задача ясна? Еще раз повторяю: в основном ты должен обратить внимание вот на этот участок, – Асланов кончиком карандаша указал отметку, сделанную в верхнем углу карты. – Тут желательно выяснить, есть ли артиллерия, танки… Нет ли какой пустоты… Все высмотреть, разузнать, себя не показать и вернуться обратно, ясно?
– Ясно, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?
– Выполняйте, сержант.
Машина Тарникова тронулась в путь. Он вел ее, выбирая пониженные места, на тихом ходу. Вел в надежде, что немцы ушли на север, оголив тылы, и удастся нащупать стык между их частями.
Танкисты следили за ним, пока танк не поглотила темнота.
С разведкой связывали много надежд, и потому провожали Тарникова с тревогой в сердце и с еще большей тревогой ожидали его возвращения. Найдет ли он лазейку в немецком кольце? Что будет, если не найдет?
– Что будет? – переспросил товарища Шариф. – Одно из двух: или мы должны поднять руки, или вступить в бой с этими прохвостами. Но поднять руки перед каким-нибудь сукиным сыном я не желаю. На все согласен, только бы в плен фашистам не попасть.
– Лишь бы Тарников вернулся из разведки с доброй вестью, а там уж Асланов придумает что-нибудь. Вырвемся!
– Дай бог, чтобы сержант вернулся, – сказал Шариф.
– Вернется! Это же Тарников! С самого начала войны он на передовой, изучил противника, знает, как свои пять пальцев. Нешуточное дело: он из «неразлучной троицы»…
– Жаль Кузьму. Он в этой троице был главным.
– После гибели Волкова Тарников и Киселев как будто осиротели…
Тарников в своей машине словно слышал этот разговор товарищей. Он думал о Кузьме и, высунувшись из люка, смотрел вперед, чтобы не пропустить место, где остался лежать его друг. Ветер хлестал сержанта по лицу мелким колючим снегом. Но вот машина поравнялась с могилой Кузьмы Волкова. Ее уже занесло снегом, только маленькой красной точкой светилась звездочка в изголовье.